Кретьен Мобрюк немного помолчал, а затем уверенно произнес:

– Мои люди не знали, кого стерегут в замке. Эта тайна была ведома лишь мне и Рищару. Теперь Ришар мертв, а я здесь. Так вы считаете, что я совершил зло, не так ли? Да, я совершил зло. Но, может быть, вы думаете, что совершили добро? – во взгляде барона читались боль и насмешка… Насмешка надо мной… или над судьбой?

– А теперь прощайте. Больше я вам ничего не скажу, – он отвернулся к стене. Тяжело вздохнув, я откланялся… Вблизи все опять оказалось совсем не так, как виделось издалека. Я поднялся по лестнице в покои, где ждал меня Лис. Рейнар, решивший, видимо, не посрамить род д'Орбиньяков и быть достойным собутыльником его величества, был уже изрядно навеселе.

– О, мессир Вальдар! – мой радостный друг привстал из-за стола, отвесил мне учтивый поклон и вновь плюхнулся на скамью.

– Привет президенту малого предприятия «Кам-дил и Кш»! – услышал я по связи. – Одних монархов освобождаем, других гробим… Скажи мне, Капитан, как младшему компаньону, – что мы теперь с этим обжорой делать будем?

Я взглянул на короля, благодушно поглаживающего свое вздувшееся чрево и умиротворенно ковырявшего в зубах отломанной от стола щепкой. Его величество был близок к нирване, для полного счастья ему, пожалуй, не хватало крепкого сна минут шестьсот на каждый глаз.

– Ваше величество, – начал я, усаживаясь напротив короля, оставляя без внимания тираду Лиса. – Прежде всего позвольте поздравить вас с чудесным освобождением.

Король милостиво кивнул.

– Я очень благодарен вам за то, что вы для меня сделали, – серьезно произнес он. – Можете требовать любую награду. Если бы не вы…

– Благодарю вас, ваше величество, – я учтиво поклонился, – но я по происхождению и сану не могу принимать от вас награду…

Король недоуменно вскинул брови.

– Но здесь есть более достойные вознаграждения. Мой друг спас вам жизнь. Его имя Винсент Шадри, – продолжал я.

– А, это тот, который меня первым узнал, – король наморщил лоб.

– А незадолго до этого остановил руку, дерзнувшую поднять на вас кинжал, – высокопарно довершил я. – Кстати, Рейнар, где он? – оглядываясь, спросил я.

– Винсент поскакал на мельницу за принцессой, Эжени и старым алхимиком, – флегматично пояснил Лис, уставившись на полупустой кубок и решая дилемму «пить или не пить».

– Принцесса? – удивленно переспросил сбитый с толку монарх.

– Ну да, – почтительно пояснил я. – Принцесса Лаура-Катарина Каталунская, дочь короля Арагона и моя невеста.

Глаза его величества стали похожи на два мельничных жернова. На некоторое время он впал в оцепенение, меряя меня ошарашенными взглядами.

– Простите, месье д'Орбиньяк, кажется, назвал ваше имя… – выдавил из себя король, – но я не совсем расслышал…

– Мое имя должно быть вам хорошо известно, ваше величество, – заверил его я. – Скорее всего вы поминали его в своих молитвах… правда, не думаю, что в благодарственных, – с усмешкой добавил я.

– Что-то не припоминаю… – попробовал осадить мою откровенную наглость король Филипп II.

– Вальдар Камдил, сьер де Камварон, – кланяясь, представился я.

– Камдил! Ну конечно, Камдил! – король хватил пустым кубком по столу и неудержимо расхохотался. – Кто же еще!

Я и Лис с изумлением и некоторой опаской наблюдали приступ королевской радости.

– По-моему, у него сейчас на нервной почве начнется несварение желудка, – вполголоса предположил Рейнар, с тревогой взирая на веселящегося вовсю монарха.

– Не думаю, – так же тихо ответил я. – Хотя не могу понять, что именно его так обрадовало.

Король утер слезы, выступившие у него на глазах, и покачал головой.

– Воистину пути Господни неисповедимы! Вот уж никогда бы не подумал, что буду освобожден человеком, который доставил мне столько неприятностей. Похоже, это ваше любимое занятие!

– Да! – в тон королю отозвался по мыслесвязи Лис. – В нашей фирме отсутствуют национальные предрассудки. Мы интернационалисты!

Я злобно посмотрел на него.

– Разве я не прав? – Лис невинно заморгал своими хитрющими глазами.

– Мне нужно серьезно поговорить с вами, ваше величество, – переходя на деловой тон, сказал я. – Дело касается вашей короны.

С короля моментально слетела веселость, взгляд его стал холоден и колюч.

– Что такое? Разве я не свободен?

– Ваше величество, что вы! – я прижал руки к сердцу. – Разумеется, вы свободны, но ситуация в стране несколько изменилась…

Король продолжал настороженно следить за мной. Да, теперь передо мной был подлинный Филипп II Август, тот самый умный и сильный политик, державший железную оборону своего королевства в кольце непримиримых врагов – Англии и империи.

– Все дело в том, – продолжал я, – что для всей Франции официально вы мертвы. И корона теперь принадлежит вашему сыну Людовику. А до его совершеннолетия страной правит королева Элеонора.

– Сука Элеонора, – прошипел сквозь зубы король Филипп, и я поразился тому, какая ненависть звучала в его словах.

– Ваше величество, – сурово оборвал я его, – попрошу вас удерживаться от оскорблений ни в чем не повинной женщины, которой вы причинили столько зла. Она невиновна в преступлении свихнувшегося барона де Мобрюка и правит от имени вашего сына со гласно законам королевства.

Мои слова были откровенной ложью… Но в политике не существует понятия лжи, как не существует и понятия правды.

– Невиновна? – голубые глаза короля Франции сузились, и он презрительно процедил: – Я достаточно наслушался о ее невиновности в свое время. Это наверняка дело ее рук! Королева спит и видит, чтобы я как можно скорее отдал Богу душу. Это она подослала Мобрюка!

Филипп в ярости грохнул кулаком по столу.

– Эта шампанская потаскуха наверняка переспала со всеми стражниками в Оксеруа!

– Ваше величество, вы забываетесь! – в свою очередь, вспылил я. – Перед вами опоясанный рыцарь, и я не позволю в своем присутствии оскорблять даму, известную всем своим добродетельным поведением!

Король насмешливо скривил губы.

– Добродетельное поведение… Всей Франции известна ее связь с принцем Джоном!

– Анна де Вонж, Беатрисса де Клоссель, Женевье-ва де Ла-Рош Сюрмон… – начал бесстрастно перечислять я. – Я уж не говорю о вашей второй жене Агнессе де Мерань.

При звуке этого имени лицо короля побледнело и передернулось.

– Я не знаю, – безжалостно продолжал я, – известны ли всей Франции имена остальных… По слухам, их было немало. Так что пара романтических записок несчастной покинутой женщины, разыгранной, как пешка, в большой игре, вряд ли перевесит прелести всех этих дам.