— Я себе уже все руки стёр. А ещё…

— Жопу, — парень улыбнулся, но покрасневшие от недосыпа глаза смотрели с печалью.

Эйнар достал из седельной сумки завёрнутые в тряпку подсохший хлеб, кусок сыра и пару маленьких яблок.

— Держи-ка, — он разломил хлеб и протянул ломоть рыцарю.

— Не хочется.

— Мы в последний раз ели только вчера утром.

— Ладно.

Солнца не видно и от этого окружающий лес казался ещё мрачнее. Межер не определял заражения, но на пути попадалось слишком много деревьев с пожелтевшими листьями, а до осени далеко.

Людвиг разломил яблоко и протянул половинку лошади.

— Расскажи, почему тебя изгнали, — попросил он, гладя кобылу по шее.

— Зачем это тебе?

— Расскажи, ты обещал. Это же твой друг оставил тебе шрам? Ульф? Что тогда случилось?

А они говорили о шраме раньше? Наверняка, иначе откуда бы Людвиг узнал? Эйнар доел солёный сыр, от которого захотелось пить. А воды мало.

— Я вроде говорил, что когда мятеж отца кончился, конунг опять меня забрал?

— Да. А что было дальше, я тебя упрашиваю рассказать уже больше недели.

— Сложно собраться с мыслями. Ладно. Обычно заложников держали до двадцати лет, но меня отправили домой в восемнадцать, когда Старик умер.

— А от чего?

Эйнар задумался.

— Даже не спрашивал. Если честно, мне было плевать. Клан я хотел увидеть, но увидел совсем не то, что ожидал. Меня там не ждали. Всем распоряжался Лейв, а Ульф помогал ему справляться с теми, кто не слушался. У них неплохо выходило. Кроме них двоих меня никто и видеть не хотел. Кроме них и Гуннара.

— Это тот одноглазый? — спросил Людвиг, почёсывая лошадь за ухом.

— Да. Наш кузен, хитрая сука. Сестрица, как мы его тайком называли. Клан ждал, когда я себя покажу, а до той поры всерьёз меня не воспринимал.

А на самом деле потому что помнили, что случилось с Хенриком. Но никогда не говорили об этом вслух.

— Даже ты заслужил там уважение всего за один день, а я… я так не смог. Зато Гуннар увидел шанс для себя. Он при всех меня звал гайдером, подносил выпивку, обсуждал новости, а потом, понемногу, начал давать советы. Этот скользкий тип так глубоко залез мне в жопу, что мог дёрнуть за язык.

Людвиг хихикнул. Кобыла или жеребец, это животное, на котором сидел Эйнар, начало брыкаться и он вцепился в гриву, чтобы не упасть.

— Спокойнее, — рыцарь перехватил поводья и успокоил коня парой прикосновений. — Ты нервничаешь и она тоже нервничает.

— Я нервничаю, потому что боюсь грохнуться.

— Может, поменяемся? Мой конь не такой прыткий.

— Да поехали уже, — Эйнар попробовал сесть поудобнее, но никак не удавалось. — В общем, конунг объявил поход на лето, в Стурмкурст. А ходить в Стурмкурст опасно, тут по всему побережью стоят такие же сирены, как в Версендаме. Нам досталось одна деревня.

Как бы лучше рассказать? Он хорошо помнил, что клану цель не понравилась, слишком защищённой она казалась. Водоходы предлагали другую деревню, более богатую, менее рискованную. Но Эйнар обозлился, что с ним начали спорить, да и Гуннар ещё распалил гнев новоявленного гайдера. Тогда клан пошёл в бой, на укрепления, не зная, что деревня наняла бродячих рыцарей. Несколько водоходов погибло.

— Ну и что случилось? — спросил Людвиг, когда молчание затянулось.

— Начали высадку, разбили защитников, но взяли не очень много трофеев. Клан обозлился за это.

Вся их добыча — рыба, соль и зерно. Для сорока водоходов — это оскорбление. А Эйнар винил в провале всех, кроме себя. Как и сейчас. И даже боится это сказать.

— В общем, вернулись мы без хорошей добычи, — продолжил он, как всегда умалчивая неприятные вещи. А этого злился на себя ещё больше. — Клан остался недоволен. Началась ругань и тут Торвальд, кузнец, говорит, что с таким гайдером мы ничего не заработаем. И что пора бы его сменить. А это прямой вызов на бой.

Эйнар вздохнул.

— У нас каждый имеет право бросить вызов правителю, но не каждый на это решится, ведь новый гайдер должен заручиться поддержкой всего клана. Торвальд решился, а тут Лейв вызывается драться вместо меня. Тебе скучно что ли?

— Нет, извини, — Людвиг зажал рот, пряча зевок. — Не спал ночью. Может, днём поспим? Днём я хорошо сплю. Что дальше? Лейв, твой брат, решил сражаться?

— Он тогда ещё ребёнком был, — Эйнар замолчал. — Гуннар засмеялся, мол куда ты идёшь, сопляк, а я вместе с ним хохотал. Но правда, что ребёнок может сделать взрослому мужику?

— Твой брат мыслил правильно, — сказал Людвиг. — Он хотел показать, что готов отдать за тебя жизнь даже в неравном бою. А раз Лейва уважали, то остальные бы задумались об этом. Может, и боя бы не было. Ты неправильно сделал.

— Ты-то откуда знаешь, как правильно? — огрызнулся Эйнар и протёр горящее лицо.

Но рыцарь сказал верно. Если когда-нибудь доведётся встретиться с Лейвом ещё раз, нужно будет обязательно попросить у него прощения. Если хватит смелости.

Людвиг пожал плечами.

— А что дальше?

— В общем, я отказал Лейву. Но понимал, что мне против Торвальда в бою не сладить и отправил Гуннара. Ну Сестрица и выпустил кузнецу кишки. А потом, через пару недель, когда…

— А что его семья?

— Какая? — Эйнар вздрогнул от неожиданности.

— Про которую они… про которую ты говорил вчера.

Он присмотрелся к Людвигу. Он же долго был внутри дрэка. О чём рыцарю рассказали там? Об изгнании? Возможно. Только бы не о смерти Хенрика. Вдруг парню сказали об этом? Если он знает, то что же подумает? Надо ему сказать, что Эйнар не знал, кто тот человек с мешком на голове. Надо обязательно об этом сказать!

Паника проходила. Людвиг не знает, ведь в его глазах нет презрения, как у остальных. Нет, об этом с ним не говорили, иначе он бы отказался драться. Вдруг парень просто оговорился? Он же так хочет спать, что едва держится в седле.

— Гуннар вспомнил старый закон, по которому проигравший в таком поединке и вся его семья должна быть изгнана, — продолжил Эйнар, немного успокоившись. — Закон, которым никто уже не пользовался.

— И что ты сделал? — Людвиг опять зевнул. — Извини.

— А что я сделал… — Эйнар попробовал проглотить твёрдый комок в горле.

А ведь все эти годы он винил Лейва и Ульфа за произошедшее. И Гуннара, разумеется. Потому что так был уверен в себе, что даже не пытался вспомнить предшествующие изгнанию события. И когда начал рассказывать, всё встало на свои место. В этом только его вина.

— Послушался и изгнал, — выдавил Эйнар и сжал правую руку в кулак, чтобы не дрожала. — Что с ними стало, я говорил тебе вчера.