В 1942 г. лирическое видение Мелвилла все еще оставалось понятно и близко и морякам нового века, но два обстоятельства существенно изменили картину морской битвы. Во-первых, благодаря новым средствам связи и перехвата появилась возможность для «стратагем» и засад, в том числе и тех, которые были пущены в ход в битве за Мидуэй. Местоположение противника удавалось установить и перехватить его прежде, чем, фигурально выражаясь, его паруса покажутся в виду. Важным преимуществом американцев перед японцами как раз и стал более совершенный радар. А с появлением авиации – это второй фактор – море перестало быть таким уж «открытым, очевидным, текучим»: порой удар обрушивался с воздуха, когда два вражеских флота все еще разделяли сотни километров. Но все равно знание о противнике оставалось неточным: в огромных просторах океана не так-то легко было обнаружить корабль или даже целый флот. Вице-адмирал Фрэнк Флетчер говорил: «После сражения толкуют о том, как грамотно принимались решения, но на самом деле все это делалось впотьмах и на ощупь»34. События в Коралловом море подтвердили его правоту: несмотря даже на замечательные достижения коммандера Рошфора, случай тоже сыграл свою роль в битве за Мидуэй.

Это сражение началось всего через полгода после Пёрл-Харбора, когда у американского флота все еще было меньше авианосцев, чем у британского, но зато на палубах американских кораблей размещалось намного больше самолетов. Две американские боевые группы находились чересчур далеко друг от друга и не могли обеспечить даже минимальную поддержку или эффективно скоординировать операции в воздухе. 3 июня произошло первое столкновение: в 14:00 девять «Летающих крепостей» B-17 наземного базирования предприняли малоэффективный налет на японские десантные суда. Утром того же дня японский самолет подверг тяжелой бомбардировке Алеутские острова. К ночи десятки тысяч людей готовились принять свою участь: гарнизон Мидуэя хотел лишь подороже продать свою жизнь, памятуя о том, какая участь постигла от рук японцев защитников других островов. На американских авианосцах, находившихся в 500 км к северо-востоку, экипажи самолетов собирались с духом перед сражением, которое вполне могло оказаться для них последним. Один из пилотов, лейтенант Дик Кроуэлл, отрешенно произнес за ночной игрой в карты на Yorktown: «Судьба Соединенных Штатов ныне находится в руках 240 пилотов»35. Нимиц с удовлетворением наблюдал за тем, как сражение разыгрывается в точности по предвиденному им сценарию. Ямамото опасался, что не сумеет обнаружить американский Тихоокеанский флот, но не подозревал, что авианосцы могут приблизиться к Нагумо.

Перед рассветом следующего дня – теплого, сырого, туманного – американские и японские пилоты получили свой завтрак. На Yorktown одобряли «одноглазые сэндвичи» – гренки с жареным яйцом, выглядывающим из отверстия в тосте. Пилоты Нагумо подкрепились рисом, супом из соевых бобов, соленьями и сушеными каштанами, а затем выпили в честь грядущей битвы горячего саке. В 04:30 к Мидуэю устремились 72 японских бомбардировщика и 36 истребителей. В 05:45 патрульный аэроплан Catalina подал сигнал о приближении неприятеля, а затем обнаружил и авианосцы Нагумо. Флетчеру понадобилось три часа хода на всех парах, чтобы подойти на расстояние, с которого он мог вступить в бой. Располагавшиеся на Мидуэе морские и армейские торпедные и обычные бомбардировщики сразу же поднялись в воздух вместе с истребителями Wildcat и Buffalo. Последним Zero нанесли тяжелейший ущерб: все 27 Buffalo, за исключением только трех, были уничтожены или так сильно повреждены, что не подлежали восстановлению. Но и японцы потеряли треть участвовавших в этой атаке самолетов.

Начавшаяся в 06:35 атака бомбардировщиков Нагумо причинила заметный ущерб, но не достигла основной цели: аэродромы Мидуэя не были уничтожены. Командир этой эскадрильи передал флоту сигнал: «Необходим повторный удар». С этого момента все у японского адмирала пошло вкривь и вкось. Первую ошибку в тот день он допустил, отправив на поиски американских военных кораблей лишь жалкую горсть самолетов, причем гидросамолет с тяжелого крейсера Tone вылетел позже других, а именно он направлялся в сектор, где на всех парах неслись авианосцы Флетчера. Таким образом, Нагумо все еще понятия не имел об угрозе со стороны американской морской авиации, когда получил этот сигнал от собственных самолетов, находившихся поблизости от Мидуэя. В 07:15 он распорядился перевооружить 93 торпедоносца Kate, которые уже стояли готовые к взлету на палубах: вместо торпед их снабдили фугасными бомбами с мыслью возобновить налет на остров. И на время, пока самолеты переоснащали, их убрали вниз, освобождая посадочную палубу для бомбардировщиков, возвращавшихся после первой атаки. Пока выполнялась эта команда, прозвучал сигнал воздушной тревоги: с 07:55 до 08:20 небольшие эскадрильи базировавшихся на Мидуэе американских самолетов волнами атаковали флот Нагумо. Они шли без прикрытия истребителей и были беспощадно уничтожены огнем зениток и Zero, не успев нанести ни единого удара. Огонь их пулеметов стих, гул моторов немногих уцелевших замер, удаляясь. Тем временем уже поднялись в воздух торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики Спрюэнса, и они с дальней дистанции приближались к японскому флоту. Самолет-разведчик Tone разглядел наконец американские корабли, но лишь в 08:10 пилот доложил о том, что видит среди них и авианосец. В штабе Нагумо это известие вызвало ожесточенные споры о том, как следует реагировать, и этот вопрос еще не был решен к тому времени, как завершилась безуспешная атака американской эскадрильи с наземных баз.

Единственная польза от атаки с Мидуэя (и какой ценой был куплен этот результат!) – был нарушен график взлетно-посадочных операций на японских авианосцах. Нагумо во что бы то ни стало требовалось вернуть отправленные к Мидуэю самолеты, прежде чем развернуть атаку против Флетчера, поскольку у его бомбардировщиков заканчивалось топливо, а еще он распорядился поменять заряды на убранных в ангары Kate и вновь оснастить их торпедами. На данном этапе операции было бы гораздо разумнее отвернуть обратно и увеличить расстояние до противника, чтобы выгадать время на организацию воздушных сил и подготовиться к сражению. Однако Нагумо с характерной для японцев инертностью продолжал движение по заданному курсу. В 09:18, когда на японских палубах все еще продолжалась суета, в баки самолетов спешно заливалось горючее, патруль истребителей подал очередной сигнал тревоги и начал выпускать маскировочную дымную завесу. Приближались передовые самолеты Флетчера, и навстречу им рванулись Zero.

Перед вылетом коммандер Джон Уолдрон, крепкий, жесткий, чрезвычайно уважаемый уроженец Южной Дакоты, возглавлявший отряд торпедоносцев на Hornet, сказал своим пилотам, что грядущее сражение «станет историческим и, надеюсь, славным событием». Командир эскадрильи Wildcat Джимми Грэй писал: «Мы все понимали, что попали на центральный ринг всего мира»36. Коммандер Юджин Линдси, глава 6-го отряда торпедоносцев, пострадал несколькими днями раньше: он еле выскочил из самолета после вынужденной посадки. Из-за ран на лице ему было больно надевать очки, но в утро сражения возле Мидуэя он настоял на своем праве участвовать в бою. «Для этого меня готовили», – упрямо сказал он и вылетел навстречу своей смерти.