Но должна была существовать и некая тонкая прослойка между двумя полюсами мировой магии. Должна была. Этот вопрос заинтересовал Руина еще тогда, когда он только осознал, что ж такое видит вокруг себя, когда еще не был уверен, что не растворится во всей этой энергетической круговерти. Но он родился магом, по натуре был ученым, и, больше жизни ценя новое знание, даже на грани небытия не мог отказаться от желания узнать.

Он узнал, но по сей день едва ли мог облачить свое открытие в слова. Да это и не было ему нужно. Самое же главное, что он понял там – серая магия действительно существует, на ней, сосредоточившей в себе едва ли десятую часть процента от общей черной и белой магии мира, зиждется равновесие Вселенной, без нее просто нельзя. И Серый Орден был совершенно прав, положив столько сил на изучение этого феномена. Являясь изгоем, серая магия представляла собой ключ к огромному могуществу, которое лежало в основе двух основных магий. Постигший тайны середины, легко овладевал мощью полюсов. Именно к этому и стремился Орден. Просто он сделал ошибку, пустив в ход чисто политические методы борьбы, и тем самым открылся для удара.

Руину казалось, что он пробыл в самом сердце Вселенной очень долго, может быть, целое столетие, и лишь вернувшись в свой мир, смог определить, сколько же времени прошло. Он не лгал жене, когда рассказал, что видел ее. Он в самом деле следил за ней, мучаясь от бессилия, что ничем не может ей помочь, но одновременно занимался множеством других вещей. Не скованный в своих возможностях работой мозга, который, в конце концов, подчинен общим органическим процессам и не способен, как компьютер, обеспечивать сразу несколько автономных мыслительных процессов, Арман смог, образно говоря, раздвоиться и растроиґться.

Он действительно нашел слабое место в проклятии Мортимеров и смог привести систему в нестабильное состояние. Снять чужое проклятие, к тому же созданное именно так, как должно создаваться мощное, длительно действующее проклятие, к тому же вышедшее из рук архимага, никак не меньше – дело архитрудное. Можно лишь подкопаться под него, потому что лезть в лоб – все равно что штурмовать неприступный замок со стамеской в руке.

Подпорченное проклятие начало развеиваться – это Руин видел. Заметил он также и признаки проклятия Диланей, но за мать волноваться не стал, потому что это были просто следы, остатки, теперь уже не способные причинить настоящий вред. На них можно было не тратить сил.

Самой главной проблемой стало придумать, как вернуться. За короткое время, проведенное в плену энергий, Арман узнал о магии больше, чем за всю жизнь, научился таким вещам, каким никогда не смог бы научиться в реальном мире. Но, когда осознал, что со всем этим накопленным багажом просто не в состоянии снова стать нормальным человеком, он испытал настоящий ужас. В тот миг ему впервые пришла в голову мысль, что, похоже, единственному магу, в должной мере овладевшему основами серой магии, так и предстоит болтаться в пространстве, как дерьму в проруби – до скончания веков.

Он предпринял не одну попытку, но, как оказалось, магическая сила здесь не имела никакого значения. Энергии вокруг было столько, что о большем не стоило и мечтать. Но какой в этом толк? Вся магия мира не могла бы помочь Арману вырваться отсюда, потому что именно в этой самой магии мира он и плавал. Добыча превратилась в западню и погребла под собой охотника.

Тогда ему во второй раз пришлось приложить немалые усилия, чтобы не свихнуться. Мудрено ли? Он вдруг с неимоверной силой захотел жить. Это желание ослепило и оглушило его, и когда оттуда, из неимоверных далей сердца Вселенной он наблюдал за манипуляциями Гэра Некроманта и своего брата, он делал это уже совершенно бесстрастно. Он не верил, что им удастся ему помочь, но Гэр все-таки был архимагом. Он смог дотянуться до Армана, и Арман не упустил своего шанса.

Из глубин средоточия магии ему нетрудно было начерпать достаточно сил, чтобы создать себе физическую оболочку, так что в Асгердане он появился не в качестве бестелесного духа. Но, уже пройдя этот процесс и выбравшись из дурно составленной фигуры вызова, он понял, почему во всех древних книгах, описывавших способы смены тела, рекомендовалось растянуть этот процесс на пару-тройку лет. В тот момент он едва не сошел с ума в третий раз.

Человеческий мир, от которого он успел отвыкнуть, навалился на него всей своей невыносимой тяжестью. Магический фон вокруг был настолько разрежен (после ядра Вселенной, где энергии фактически приобретали плотность ртути, а то и свинца, любой живой мир мог показаться и вовсе лишенным энергии), что Руин стал задыхаться. Зато он обнаружил, насколько болезненно восприятие пяти основных чувств и насколько тяжело тащить по земле семьдесят килограммов живой плоти, и как при каждом движении тебя обременяет твое собственное тело. В тот миг Арману больше всего хотелось удавиться.

Первые часы в Асгердане он помнил плохо – куда-то брел, о чем-то думал, на кого-то натыкался и пропускал мимо ушей оскорбительные высказывания. А потом вдруг вспомнил о родном мире, о Провале.

Как ни странно, ненавидимая родина сейчас привлекала его неудержимо. И в самом деле, там ему стало легче. Там он пришел в себя настолько, чтобы суметь общаться с окружающими, чтобы суметь понять, что именно они ему говорили. Там до его сознания не сразу дошло известие о смерти старшего сводного брата по отцу, Киана Воина, но, даже дойдя, не колыхнуло душу, хотя Киана он почти любил. Этот его брат был славным парнем, немножко солдафонистым, но твердо соблюдающим собственные моральные принципы. Киан – это не Арман-Улл. Он-то никогда не стал бы спать с собственной дочерью или мордовать жену.

Просто у Руина не осталось уже никаких сил на чувства: горе там, любовь – все равно. Он спокойно выслушал известие о том, что Провал остался без властителя, и в ответ на радостный вопрос о сроках коронации промолчал. Молчание приняли за знак согласия. Да и согласия-то здесь не требовалось. Закон престолонаследия был строг – братья получали право на трон исключительно по старшинству. Считая Дэйна, у Армана-Улла было четверо сыновей, но Оулер, второй его отпрыск мужеска пола, скончался давным-давно, и не без участия Руина (правда, об этом так до сих пор никто и не узнал), а Киан, самый старший, – умер теперь. Если бы Дэйн был старше Руина, его все равно вынуждены были бы короновать, разве что он постригся бы в монастырь. Но к счастью – так думала знать Провала – у них в запасе оказался еще один Арман.

Руин предпочел плыть по течению. Он наведался к дворцовому магическому источнику, «продышался» там, после чего отлучился в Асгердан. Как оказалось, вовремя.

Вернона от немедленной расправы спасло только странное состояние Армана. Он с трудом понимал, что вокруг него происходит, и в тот момент думал только об одном – вот моя жена, надо ее забрать. Удивительное терпение и доверие Катрины дали ему время прийти в себя. Прижимая к себе ее теплое тело, он медленно, но верно возвращался сознанием к тому, на чем все закончилось тогда, во время нападения серых. Он вспоминал, и не только обстоятельства совместной жизни, но и чувства, и привычные слова, и все то, что было между ними, только между ними.