– Завтра навестим ее, – проговорила Василина тихо. – Я уверена, Демьян что-то придумает. А ты, Ани?

– А мне ничего не остается, кроме как надеяться, – ровно ответила Ангелина. – Как и нам всем.

И мы снова замолчали, купаясь в тишине и тревоге этой теплой южной ночи и глядя на яркие лучистые звезды над садом. Где-то далеко они светили и нашей Пол.

Люк Дармоншир

Герцог Лукас Дармоншир тоже не спал в эту ночь. В данный момент он страшно ругался, глядя на свои призрачные руки и пытаясь продавить выгнутую полусферу зеркала в спальне.

С другой его стороны.

Ругательства, сыплющиеся из уст герцога, могли бы заставить покраснеть и видавшего виды сержанта, но краснеть тут было некому. Слова в черноте зазеркалья гасли, как заглушенные ватой, и холодно тут было, как в ледяном кубе. И все холоднее становилось – Люк, пинающий неподдающуюся преграду, видел, как от полупрозрачного и мерцающего тела его, рассеиваясь, уходит в черноту белое сияние.

Поначалу он пытался орать и стучать, надеясь, что вдруг в покои зайдет дворецкий, увидит в зеркале хозяина и догадается позвать хоть того же Леймина. Но спальня была пуста. Дымился на столике окурок, лежало брошенное на стул полотенце, ночник освещал расправленную кровать. На ней вибрировал телефон, и экран веселенько светился голубым.

Дармоншир снова выругался и обернулся. Еще немного, и он точно рассеется. И где была его голова?

За пятнадцать минут до позорного попадания в зазеркалье Люку, уже задремавшему, позвонил его величество Луциус и очень сухо проговорил:

– Надеюсь, ты достаточно отдохнул. Жду тебя в полночь у телепорта во дворце. Не опаздывай.

Пришлось заливаться остывшим кофе, идти в ледяной душ, чтобы проснуться, – и дернул же черт бросить взгляд в зеркало, когда он вышел! На спине алели чудесные царапины, оставленные ногтями Марины. Люк закурил, положил сигарету в пепельницу, подошел ближе, увидел еще и укус на предплечье, усмехнулся, мгновенно вспоминая все, что делал с ней, – и тут же от возбуждения мягким белым светом вспыхнули глаза. Шагнул почти вплотную, чтобы рассмотреть сияние внимательнее, и привычно оперся ладонью о зеркальную гладь. От пальцев до плеча прострелило холодом, стекло мгновенно помутнело, и Люка засосало внутрь. На небольшой, тонкий сияющий мостик, отходящий от зеркала.

Мостик обрывался шагах в десяти от выхода. И у Люка, ошалевшего, прижавшегося спиной к прозрачной полусфере, создалось полное впечатление, будто он несется куда-то в черной пустоте. Крошечная, ничтожная точка в космической бесконечности. Сделай шаг вперед – и не удержишься, упадешь во тьму – и не станет больше тебя. Такое же головокружение случалось, когда он делал виражи на трассе или прыгал с парашютом.

Осознав, что обратно выбраться невозможно, Люк прошел, старательно не глядя в стороны, до конца мостика – и там, стоя на самом краю, увидел грандиозное и не поддающееся осознанию зрелище. Он словно находился у края невыразимо огромного шара, заполненного плотной, густой чернотой. Бархатные тени ледяной кипящей тьмы, высасывающей из него жизнь, расступались, стоило ему пристальней всмотреться в них – и тогда головокружение усиливалось. Потому что он ощущал первобытный ужас от понимания, что вся эта бесконечность содержит много больше, чем доступно ему. Потому что, стоило напрячь зрение, и открывалась небольшая часть пространства напротив, словно состоящего из мириадов крошечных граней. Они находились очень далеко – если в этом месте вообще можно было применить слово «далеко», – и в то же время Люк мог разглядеть каждую из них. Но не подойти.

Мостик тихо таял, рассеиваясь тем же белым светом, что и его тело, и пришлось сделать два шага назад.

Абсолютная тишина этого места была тишиной нереальности и безвременья. Тишиной смерти.

Некоторые из граней, которые он успевал заметить, светились, как светилась полусфера за спиной Люка, некоторые были черными – и от каждой из них тянулась в центр этого пространства тонкая неосязаемая струна. Словно все это было остовом, скелетом, держащим мир изнутри. Иногда в темноте сверкающими линиями проносились точки, от одной грани к другой.

Люк еще присмотрелся – и опустил глаза. Ему показалось, что оттуда, из глубины кипящих теней, в него начали всматриваться в ответ. Голова закружилась сильнее, и герцог развернулся и аккуратно, очень медленно, чувствуя, как все неохотнее слушается тающее тело, пошел к полусфере зеркала. И, кажется, перепробовал все доступные воображению способы: и стучал, и уговаривал, и кричал, и пытался представить, как он вываливается в своей спальне. Бесполезно.

Оглянулся – мостик истаял еще, и оставалось каких-то три шага до пропасти.

Люк уже отчаялся, когда в его спальне открылась дверь, и в нее зашел очень недовольный король Луциус. Оглядел безобразие, задержал взгляд на дымящемся окурке… перевел взгляд на зеркало… и, повернувшись, приказал недоуменно взирающему на пустые покои дворецкому.

– Выйдите.

Ирвинс быстро ретировался.

А его величество подошел к зеркалу и, выразительно подняв брови, оглядел Люка с выражением, с каким смотрят на сделавшего лужу щенка.

– Напомни, Лукас, – произнес Инландер сухо, и с этой стороны зеркала его голос слышался как очень далекое эхо, – что я говорил по поводу зеркал?

– Мой король, – с должной долей раскаяния попросил его светлость, – может, вы воспитательные меры предпримете чуть позже? Когда достанете меня отсюда?

Король Луциус невозмутимо закурил, сел в кресло, пододвинул к себе пепельницу – и Люк понимающе усмехнулся, успокаиваясь, и приготовился слушать.

– А говорил я вот что. Ни в коем случае не касайся их, пока я тебя не обучу. И если бы твоя голова не была забита прелестями девицы, точнее, уже не девицы Рудлог, ты бы отнесся к этому с должным вниманием.

Люк понуро внимал, ощущая приближающуюся со спины пустоту. И стыдился. Точнее, делал вид, что стыдится.

– И если бы я не был так озабочен твоим обучением, Лукас, – ровно продолжал король, – и если бы не был так привязан к твоей матери, то что бы помешало мне сейчас пойти спать, вместо того чтобы лично идти проверять, с какой стати ты возмутительно опаздываешь на встречу к своему монарху?

– Простите, ваше величество… – уже несколько нервно произнес Люк – потому что снова оглянулся и увидел, что осталось не так много времени.

– …я больше не буду, – издевательски подсказал правитель не самой маленькой страны на Туре и хмыкнул, выжидающе глядя на почти распластавшегося по стеклу герцога. И Люк понял намек.

– Что на этот раз я буду вам должен? – прямо спросил он.

– Все то же, Дармоншир, все то же, – с невероятным удовольствием заявил Инландер. – Я хотел сделать по-другому, но как не воспользоваться решением, которое ты сам мне вложил в руки? Даю тебе три дня, чтобы ты сделал Марину Рудлог женой. Мне плевать как. В четверг с утра я должен увидеть на ваших руках брачные браслеты.