Мутноглазый прижал Кадиса к перилам ограды.

— Урод хренов! Хотел присвоить ее себе, да? Думал, ты самый умный! Несчастные идиоты, которые собираются в катакомбах, почему бы не поживиться за их счет...

Одной рукой он держал художника за ворот, другой приставил нож к его горлу.

— Знаешь, почему я тебя до сих пор не убил, сукин ты сын? Потому что мне нужен ларец, и ты скажешь, где он!

Мутноглазый принялся яростно колотить художника головой об ограду, истерически вопя:

— ГОВОРИ, ГОВОРИ, ГОВОРИИИИ!..

Голова Кадиса моталась из стороны в сторону, спина больно билась о железные перила. Нужно было что-то предпринять, оттолкнуть нападавшего, высвободиться. Этот псих вполне мог его убить.

— Ладно, я скажу.

— Так-то лучше.

Улучив момент, Кадис сбил потерявшего бдительность Мутноглазого с ног, но тот изловчился и дернул художника за ногу, так что тот рухнул наземь подле него. Некоторое время они катались по террасе, пытаясь дотянуться до упавшего в сугроб ножа.

Кадис долго барахтался в снегу, стараясь увернуться от тяжелых ботинок противника, но все же сумел кое- как подняться на ноги. Однако Мутноглазый тут же сгреб его в охапку, снова подтащил к ограде, с нечеловеческой силой оторвал от земли и перегнул через перила.

— Где ларец? — прорычал он страшным голосом.

Кадис пнул Джереми коленом между ног, тот взвыл от боли и ослабил хватку. Соперники нависали над перилами; они боролись, сжимая друг друга в стальных объятиях и отчаянно пытаясь вырваться. Снег падал на их лица, мешая смотреть. Асфальтовый остров у подножия арки превратился в огромный сугроб.

Не выдержав такой нагрузки, часть ограды рухнула вниз, и Джереми повис над бездной, вцепившись в руку Кадиса. Художник попытался втащить его обратно, но Мутноглазый всем своим весом тянул обоих в пропасть.

Внезапно ремень Кадиса зацепился за что-то острое, и рука Мутноглазого начала скользить по его рукаву.

За миг до падения мутные глаза Джереми с мольбой впились в Кадиса.

Мутноглазый планировал к земле с гортанным криком, словно умирающий ворон, окруженный клубами снега. Его распахнутое пальто напоминало крылья. Потом послышался сухой удар, и на снегу стало расплываться огромное кровавое пятно, картина смерти на ледяном холсте.

Кадис дрожа отпрянул от решетки. Ноги подкашивались, тело сотрясали конвульсии. Изо рта текла кровь. Художник побрел по террасе, спотыкаясь и тщетно пытаясь успокоиться. В воздухе стоял мерзкий металлический запах. Внезапно Кадис почувствовал на ногах что-то мокрое, густое и горячее. Опустив глаза, он увидел, что из живота торчит рукоять ножа. Кадис попытался вытащить клинок из раны, но силы его оставили. Он рухнул наземь...

Мазарин была здесь.

Она бежала к нему, босая, в распахнутом пальто, юная и свежая. На груди у нее алел катарский крест, струйки свежей краски сбегали по животу, ласкали нежное лоно и падали на снег. Девушка звонко смеялась... Но смех терялся в оглушительной тишине.

"Так вот она какая, смерть", — подумал Кадис, перед тем как взлететь.

102

Погруженный в хаос, парализованный небывалым снегопадом Париж оглашал истерический вой сирен. Ла-Рюш пылала вот уже шесть часов, несмотря на отчаянные усилия пожарных. В мастерской хранилось слишком много горючих материалов, и пламя угрожало перекинуться на соседние здания. Над белыми улицами колыхалось зловещее багровое зарево.

Никто не решался войти внутрь, и было неизвестно, находился ли Кадис в студии, когда начался пожар. Связаться с ним не удалось.

В Пятнадцатом районе творился кромешный ад: на заваленных снегом улицах толпились люди, телекомпании вели тревожные репортажи на фоне пожара.

Ходили слухи, что мастерскую подожгли. Телефон Сары Миллер не отвечал, семья Кадиса хранила молчание, и его судьба оставалась неизвестной.

103

Паскаль получил скорбную весть на пороге квартиры в переулке Дофин. У комиссара тайной полиции был соответствующий моменту суровый вид. Кадиса нашли мертвым на террасе Триумфальной арки с ножом в животе. Его предполагаемый убийца тоже погиб. Кто-то должен был поехать в морг на опознание.

— Вы... уверены, что это мой отец?

— Мне очень жаль, месье. Его нашла бездомная старуха. По ее словам, за несколько минут до трагедии ваш отец отдал ей свое пальто. Женщина утверждает, что вслед за ним на террасу поднялся подозрительный человек с закутанным шарфом лицом, однако она ничего не заподозрила; мало ли кому придет в голову посмотреть на снегопад с Триумфальной арки.

Комиссар протянул руку, и помощник передал ему пакет.

— Вот, взгляните. Та женщина отдала его нам.

Паскаль, все еще отказываясь верить, достал пальто, поднес к лицу и закрыл глаза. От него пахло Кадисом. Горе, страшное горе навалилось на молодого человека.

— Хотите, месье, мы подождем снаружи?

— Да, будьте добры... Мне нужно поговорить с матерью.

Сара Миллер была в спальне у постели Мазарин. Из больницы, где выяснилось, что ни мать, ни дитя не пострадали, она отвезла сноху домой к сыну. Женщины, не сговариваясь, заключили перемирие ради ребенка.

— Мама... — Страшно бледный Паскаль появился на пороге с отцовским пальто в руках.

— Что случилось? — спросила Мазарин.

— В чем дело, сынок? Ты весь белый. И это пальто?.. Постой, ведь это пальто твоего отца?

— Я должен кое-что тебе сказать.

Мазарин поняла, что речь пойдет о Кадисе.

— Пожар потушили? — спросила Сара, стараясь унять чудовищное сердцебиение.

— С папой... беда.

Паскаль уже очень давно не называл Кадиса папой. Последний раз он произносил это слово в далеком детстве. Молодой человек заметно осунулся, его взгляд ничего не выражал.

Сара и Мазарин поднялись на ноги, опасаясь самого худшего.

— Его больше нет, мама.

Паскаль обнял мать и зарыдал, как ребенок.

Мазарин без чувств рухнула на пол.

104

Ребенок появился на свет на два месяца раньше срока. Несмотря на все усилия врачей, Мазарин так и не смогла его доносить. Она пережила тяжелейшую депрессию, снова перестала говорить, долго лежала в больнице, но в конце концов родила прелестную девочку, которая возродила ее к жизни... И помогла обрести голос.

В долгие мучительные недели, предшествовавшие родам, Мазарин всей душой жаждала смерти. Просыпаясь по утрам и понимая, что все еще жива, она заливалась слезами и плакала до вечера; потом, устав от рыданий, проваливалась в сон, надеясь, что этой ночью ее желание осуществится. И так день за днем.