Вскоре подошел к концу запас сухого молока, из-за чего чай и кофе потеряли свою былую привлекательность, а затем в морозильнике закончился хлеб, что сделало приготовление тостов невозможным. В морозильнике не было ничего, кроме форм для льда, в холодильнике закончились яйца и йогурт, а во фруктовой корзине валялся последний апельсин, стремительно превращающийся из оранжевого в плесневело-зеленый. В конце концов Жюстин была вынуждена столкнуться с реальностью, что выразилось в необходимости пойти на поиски пропитания.

Солнечные очки куда-то задевались, и когда Жюстин вышла на улицу, после стольких дней, проведенных в полутьме, сияние яркого летнего солнца ослепило ее. Некоторое время она стояла на крыльце, моргая. Когда, наконец, ее зрение восстановилось, она заметила маленький фургон для переездов, стоящий перед входом в уродливую многоэтажку из коричневого кирпича, с распахнутыми настежь задними дверцами.

Двое мужчин таскали упаковочные коробки, а третий составлял их плотными штабелями.

Она сразу поняла, что происходит. Почувствовала нутром, еще до того, как увидела знакомый двухместный диванчик, занявший место у дальней стены фургона. Увидев Ника, вышедшего из подъезда с чемоданом в каждой руке, Жюстин внезапно захотела подойти к нему, поговорить, объяснить все. Но желание развернуться в другую сторону и побежать прочь по улице оказалось сильнее.

Когда Жюстин вернулась с покупками, фургона уже не было. Поднявшись в квартиру, она открыла шторы и увидела именно то, что ожидала увидеть: Квартира Ника Джордана была почти пустой. На месте ковра пшеничного цвета осталось лишь грязно-зеленое напольное покрытие. В ванной комнате снова не было занавески. А на бетонном полу ее балкона лежала переброшенная с соседнего балкона корзина-почтальон. Струна, соединявшая две квартиры, исчезла. Была ли она развязана – или обрезана – Жюстин не знала.

Перекресток

Тэнзи Бринклоу стояла в проходе в комнату ожидания ее кабинета. С планшетом в руках, в сдвинутых на кончик носа очках, она, чуть нахмурившись, рассматривала список сегодняшних пациентов.

– Джайлс Бакли, – объявила она.

Под ее взглядом поднялся со своего места, одновременно поправляя подтяжки, высокий мужчина. Она встретилась с ним взглядом, и на лице ее промелькнуло подобие улыбки.

– Берегите голову в проходе, – посоветовала она и двинулась по коридору в свой кабинет.

Кабинет ее был обставлен мебелью в строгом стиле, из кожи и полированного дерева. Тэнзи была не из тех, кто ставит фото детей в серебряных рамочках или перекидные календари с глупыми шутками на стол. У нее, конечно был запас платков, но она держала их в ящике стола.

В ответ на ее приглашающий жест пациент сел. Она тоже заняла свое место. Открыла папку и сложила пальцы без колец домиком над бумагами, лежащими внутри.

– Давайте перейдем сразу к делу, хорошо, мистер Бакли? – предложила она. – Ваша опухоль доброкачественная.

– Извините?

– Это хорошие новости, мистер Бакли. Опухоль доброкачественная. Просто она довольно неудачно расположилась в вашем легком. Отсюда одышка, хрипы и кровь при кашле.

Она говорила еще какое-то время, о хирургическом вмешательстве, о его рисках, о времени на восстановление, но при этом Тэнзи видела, что мистер Бакли не совсем здесь. Он сидел, уставившись на ладони своих огромных рук. Иногда он едва заметно качал головой, словно пытаясь отмахнуться от надоедливого насекомого, запутавшегося в волосах.

– Мистер Бакли? – окликнула Тэнзи. – У вас есть ко мне вопросы?

Он, нахмурившись, посмотрел на нее.

– Что мне теперь делать?

Тэнзи моргнула. Ей не каждый день удавалось обрадовать кого-то хорошими новостями, но этот бедняга выглядел скорее озадаченным, чем обрадованным.

– Делать? Вы об операции?

Он ответил:

– Нет, нет. Не об этом. Я о том, что бы сделали вы, док? Если бы внезапно выяснили, что у вас впереди целая жизнь? Что она, в конце концов, полностью ваша?

– О, – растерялась Тэнзи. – Ну. Трудно сказать. Что вас… радует, мистер Бакли?

Он вытянул руки вперед и вверх, словно собрался жонглировать фруктами.

– Если бы вам дали второй шанс, разве не должны были бы вы сделать что-то важное?

В горле Тэнзи возник и набух комок. Непонятно почему она вдруг вспомнила о нежных руках Саймона Пирса, так сильно отличающихся от жестких даже на вид ладоней мистера Бакли. Ей показалось, что она ощущает прикосновения Саймона в нескольких местах одновременно.

– Так что бы вы сделали, Док?

– Я бы купила «Альфа-Ромео». Кабриолет, – призналась Тэнзи вслух, удивив саму себя. А затем плотно сжала губы, чтобы наружу не вырвалась вторая часть ответа. И вышла бы замуж за Саймона Пирса.

– Не та, – со смехом сказала Лаура. – Эта.

Она направилась к значительно более короткой очереди – для пассажиров первого и бизнес-классов. Но, несмотря на то что их очередь была короче, за окном по-прежнему была несусветная рань, и Ник пребывал в том равнодушном, вялом, разбитом состоянии – как тела, так и души – которое всегда вызывал в нем вынужденный подъем задолго до рассвета. Они отправлялись в Южную Австралию, чтобы несколько дней позировать перед камерами на фоне виноградных аллей. Он отправил «Шансу» все свои мерки, чтобы они успели подготовить ему кожаные штаны в обтяжку. И ковбойскую шляпу подходящего размера.

– Ты в порядке? – спросила Лаура.

Она уже спрашивала его об этом, еще в квартире. Хотя он официально переехал назад к Лауре, картонные коробки с его вещами все так же стояли в прихожей. За время его отсутствия Лаура убрала почти все крючки для картин со стен и перекрасила сами стены, поэтому плакаты и афиши Ника кучей валялись у стены. Ни одной из его книг, а также компакт- или видеодисков не нашлось здесь места.

– Почему бы нам просто не посмотреть, что из этого нам действительно понадобится, – повторяла Лаура, – прежде, чем снова загромождать квартиру?

Поскольку до Рождества оставалось всего несколько дней, стойки авиакомпаний были украшены гирляндами из флажков, серебряной канители и красно-зеленых шариков. В очереди перед Ником стояла женщина в комбинезоне с черно-белой, как у зебры, полоской и густо намазанными автозагаром плечами. Ник видел, что под лямками крем заметно стерся.

– Ник? Ты в порядке? – повторила Лаура, нежно положив руку на его плечо.

По испытанному временем обычаю людей, не готовых объяснить, что с ними не так, Ник ответил: