Разбирая документы 1940–1946 годов, я узнаю, какой ад прошёл мой отец и те, кто был с ним рядом.

В первые годы войны он воевал на самом трагичном фронте — «Западном». Фронт был дважды разгромлен, там чаще всего менялись командующие, что не могло не отразиться на военных операциях.

Западный фронт остался в истории Великой Отечественной войны, как фронт, связанный в основном с тяжелейшими поражениями и потерями, которые понесла Красная Армия в начальный период войны.

Вот и сейчас, спустя полвека со дня его смерти, отчётливо слышу его голос, насквозь пронизанный тоской:

«Надо честно признать: по вооружению мы сначала сильно отставали от фашистов. Бывало, дадут два снаряда на весь твой „скачок“, а ты мчишь на фрица и думаешь, как распорядится командир танка, где выпустить этот самый снаряд, чтобы больше гадов уничтожить.

О себе не думали, как будем потом выруливать. А я понимал ещё, что от меня зависел марш, надёжность машины, а главное — жизнь экипажа. Опыт водительский у меня, конечно, был большой. Тут мне повезло больше, чем другим, которые тренировались на Т-26. Я принимал участие в показательных выступлениях на полигоне на Т-34. А вот рядом со мною такие же ребята не могли устранить даже простую поломку тридцатьчетвёрки.

Владеть техникой — это большое дело. Где я только не побывал, в каких только не участвовал боях и походах. Бывало, командир даёт приказ и направление, куда следует прибыть. И мчишь, и ползёшь — пути-дороги-то разные. Бывало и такое, проедешь километров шестьдесят, а тут новая команда — поворачивать обратно. Перекидывали нас, особенно в первые два года, по армиям, корпусам, бригадам, я не говорю уже о таких мелких единицах как батальон или рота».

В ту пору я, конечно же, не понимала этих военных единиц и не старалась их запомнить. Мне напомнили мои старшие братья, один из которых — Валерий служил в танковых войсках в начале семидесятых годов уже прошлого 20-го века в Германской Демократической республике.

А ещё у меня на руках документы из ЦА МО РФ

Архивная справка. «Одновременно сообщаем, что в имеющейся на хранении книге учёта командного и начальствующего состава значится ВОЙТЕНОК ФЁДОР ИОСИФ., ст. сержант; 1 т.б. 200 танковой бригады… 191 тб.; 45 гвардейская танковая бригада; Московский военный округ; 6 танковый корпус, Западный фронт, Калининский фронт, 22 танковая бригада; 40 гвардейская танковая бригада.

22 танковая бригада сформирована в Московском военном округе, г. Наро-Фоминск, д. Акулово, в период с 26.09.1941 года по 11.10.1941 года имела непосредственную подчинённость:

МВО; Западный фронт; Резерв Ставки (город Владимир); Западный фронт, 6 танковый корпус…»

Эти броски подтверждаются в воспоминаниях военачальников.

Примечание. Командующий БТ и MB генерал-лейтенант танковых войск Родин заявил: «Меня ни разу не спрашивали, как лучше использовать танки. Я только диспетчер и посылаю танки то в одну, то в другую армию. Задачи танковых войск я узнавал в армиях или от подчиненных танкистов».

Примечание. Жуков вспоминает о знаменитой записной книжке Сталина, в которой, были записаны все резервы, каким обладает ставка. В первые месяцы войны, когда положение были тяжелым, Сталин буквально вручную, и поштучно сам распределял танки по фронтам.

Примечание. Командующий Западным фронтом Жуков так характеризовал это весеннее наступление 1942 года: «Вероятно, трудно поверить, что нам приходилось устанавливать норму расхода боеприпасов — 1–2 выстрела из орудия в сутки. И это, заметьте, в период наступления!»

И это заметьте, в 1942 году. А что тогда говорить о 1941?

Сейчас я понимаю, почему пил мой папка, а тогда мне было стыдно за него. Помню, как мама срамила его: «Ты же офицер, как тебе не стыдно так напиваться!».

Никто не понимал, что прошедшие войну с самого начала и до конца, возвратились с надорванным здоровьем не только физическим, но и психическим.

Теперь я представляю, что снилось моему отцу по ночам. Он был трижды ранен и дважды контужен. А я ведь рассуждала иначе в те времена, я считала, что танкисты не могут получить ранение, потому что они защищены. Это теперь я знаю, как они сгорали, как замерзали, как теряли сознание от контузии, как хлестала кровь изо рта и ушей. Как мчали вперёд по телам своих товарищей-пехотинцев, наматывая их кишки на гусеницы…

Бывало, что нервы не выдерживали…

Мне врезалась в память одна страшная история, которую рассказал нам зимним вечером наш бесстрашный отец Войтенок Фёдор Иосифович — командир взвода 148 отдельного инженерно-танкового полка танкистов-тральщиков.

Всей семьёй, как обычно, мы сидели зимним вечером в светлице, потому что в ней топилась грубка. Синеватым огнём горел торф, тёплый воздух неторопливо выжимал прохладу из комнаты. Торф в селе экономили все, поэтому с утра топили печь, а вечером грубку. Но всё равно за ночь дом охлаждался от лютых морозов и пронзительных ветров. Окна в нашем доме были одинарными.

Вечера были самыми радостными и долгожданными. На встроенной плите всегда вскипал чайник с малиновыми ветками или сухими яблоками. А ещё мы любили картошку с солью, спечённую в грубке. Картошку тоже экономили, семья немаленькая, а картошка была главным каждодневным блюдом.

Этот вечер начинался как обычно. Густые морозные узоры на стекле потихоньку сдавали свои позиции, образовывая прозрачные лужицы на подоконниках. Мама то и дело напоминала мне, чтобы я вовремя успевала собрать воду. Я брала ложку, кружку, тряпочку и принималась за работу. Сначала ложкой черпала воду в кружку, затем тряпочкой вытирала подоконник насухо. За вечер это делалось несколько раз.

Мама, прислонившись к грубке, вышивала очередное полотенце,