Теперь юноша стоял в церкви, крепко сжимая в левой руке какой-то предмет. Он тайно снял его с шеи Орсини, когда слуга омывал его тело. Это было распятие. Антонио был единственным, кто знал, что Орсини никогда не снимал этот крест. Распятие, инкрустированное двумя рядами небольших рубинов, Орсини дала его мать, провожая его на Родос. Орсини было тогда двадцать, а она умерла меньше чем через два года после его отъезда. Антонио украл это распятие не для себя; был человек, которому он собирался его отдать.

После похорон Антонио не вернулся в дом итальянских рыцарей. Он пошел по боковой улице, которая вела вниз, в город. Дверь дома Орсини была плотно затворена. Казалось, никого не было дома. Тем не менее Антонио с силой постучал в дверь железным кольцом, укрепленным на ней. Вскоре дверь открылась, и перед ним появилась гречанка. Антонио понял, что она уже знала о смерти Орсини. Возможно, ей сообщил его слуга. Суровое лицо не выдавало того, что было у нее на сердце, а глаза, казалось, не знали слез. Тогда Антонио вдруг понял, что он тоже не плакал.

Он молча протянул ей распятие. Она так же молча взяла его. Никто из них не проронил ни слова, и она закрыла дверь.

На следующий день, девятнадцатого декабря, как обычно, начался штурм. Рукопашная схватка теперь распространилась на английский и итальянский участки. Великий магистр взял на себя командование и оставался абсолютно невредимым. Люди начали верить, что его защищал Бог.

На итальянском участке враг сконцентрировал свои усилия на форте дель Каретто. Обе стороны сражались только мечами. Через три часа напряженной борьбы рыцари заметили одинокую фигуру в броне, перегородившую тропинку от внешней стены к нижней части башни. Толпа вражеских солдат должна была вот-вот сокрушить воина.

Это было сродни самоубийству, но позвать его назад было невозможно. Двери у основания форта были плотно закрыты, и никто не мог понять, как ему удалось выйти. Да и пушечная пальба была настолько громкой, что рыцарь не услышал бы их голоса. Они не знали, кто это был.

Вскоре турецкие солдаты окружили рыцаря, в руках которого теперь было копье. Оно взлетело в воздух, когда враги повалили воина. Мужчины на башне инстинктивно закрыли глаза. Когда толпа турецких солдат рассеялась, тело осталось неподвижно лежать на земле.

В тот день сигнал окончания наступления прозвучал неожиданно рано, сразу после полудня. Как только враг отошел, рыцари, защищавшие итальянскую стену, поспешно открыли засов на воротах и бросились к погибшему воину. Когда Антонио вместе с другими подняли тело, шлем рыцаря упал на землю. Увидев его лицо, все окаменели. Лицо, обрамленное густыми черными волосами, вне всяких сомнений, принадлежало женщине. Антонио сразу узнал ее. Остальные рыцари, казалось, тоже узнали, но никто не сказал ни слова. Когда они стали снимать тяжелый нагрудник, на землю упало небольшое рубиновое распятие.

В тот вечер Великий магистр заявил о своем решении сдать крепость и принять условия султана. Это решение тут же было передано турецкой армии.

Двадцатого декабря один рыцарь и два представителя гражданского населения вошли в турецкий лагерь, чтобы подтвердить соглашение. Турки остановили наступление, а их солдаты стали очищать ров от тел погибших. Их никто не обстреливал.

Двадцать первого декабря обе армии договорились об установлении пробного трехдневного перемирия. Для гарантии перемирия защитники крепости отправили в турецкий лагерь двадцать пять рыцарей и такое же количество мирных жителей. С турецкой стороны четыреста янычар сложили оружие, прежде чем их впустили в город.

Как и в предыдущий раз, переговоры велись в палатке Ахмед-паши. Защитников крепости представляли два рыцаря и два мирных жителя. Как только султан дал ясно понять, что он не намерен отказываться от предложенных ранее условий, переговоры закончились без дальнейших церемоний. Документ о сдаче был подписан в палатке Ахмед-паши. От лица турок его подписал Ахмед-паша, а от лица защитников — занявший место казненного дель Маре рыцарь из Оверни, назначенный заместителем Великого магистра. Соглашение вступало в силу двадцать пятого декабря.

Однако в тот вечер над городом нависла угроза. Четыреста янычар стали грабить дома мирных жителей. Даже безоружные, они все же были отборными воинами турецкой армии. Великий магистр не стал посылать против них своих рыцарей. Вместо этого он обратился к султану, сообщив ему, что перемирие было нарушено. Султан приказал немедленно отозвать янычар. Когда турки покинули крепость, двадцать пять рыцарей и двадцать пять жителей Родоса вернулись в город. Ночью турецкая армия отступила и разбила лагерь, как и было обещано, на расстоянии одной мили от города.

Утром двадцать шестого декабря дворец Великого магистра тайно посетил гонец от Ахмед-паши. Он доставил Л’Илль-Адану приглашение посетить султана. Великий магистр ответил согласием.

В тот день, облаченный с головы до пят в броню, отливавшую серебром, верхом на коне он пересек каменный мост, который вел от ворот д’Амбуаз к турецкому лагерю. За Великим магистром, тоже верхом, следовал молодой французский рыцарь Ла Валетт с огромным боевым знаменем ордена Святого Иоанна — белый крест на красном поле. За ним в более скромной одежде ехали главы восьми «наций» в сопровождении молодых рыцарей. В эту группу включили Антонио. Нагрудники всех рыцарей были расписаны белыми крестами на красном поле, а разноцветные перья, прикрепленные к гребням их шлемов, развевались на ветру. Красные мантии Великого магистра и его войска из восемнадцати человек были вышиты белыми крестами и почти закрывали крупы их лошадей.

Турецкие солдаты провожали эту великолепную свиту удивленными взглядами. Они были поражены, что враг, выдержавший пятимесячную осаду, мог появиться в столь свежем, величественном и достойном виде, словно только вчера прибыл из какого-нибудь европейского порта. Они ожидали увидеть грязных, поверженных, но выживших противников, которые въедут в турецкий лагерь с опущенными головами. Турки инстинктивно отошли, уступая дорогу рыцарям, пока те ехали к сверкавшему золотом шатру султана.

Ахмед-паша и Ибрагим, верный помощник Сулеймана, ждали их перед шатром, чтобы поприветствовать. Рыцари спустились с лошадей, и Ахмед-паша пригласил их войти. Изнутри шатер выглядел еще больше, чем они себе представляли. Казалось, в нем был центральный зал, окруженный маленькими комнатами. В центре зала сидел Сулейман на низком стуле, выложенном серебром. Как только султан увидел, что вошел Великий магистр, он тут же встал, чтобы поприветствовать его.

Двадцативосьмилетний правитель турок был высоким человеком с благородной осанкой. Османская одежда, не имеющая воротника, зрительно удлиняла шею, но шея Сулеймана, хотя, возможно, и была длинной, не отличалась стройностью. В довершение ко всему, его тюрбан из белого шелка был довольно тяжелым, поэтому при росте выше среднего он казался слегка сутулым, что придавало ему дружелюбный вид.

Многослойный тюрбан прекрасно дополнял его узкое лицо. Огромный орлиный нос был типично турецким. Усы, все еще небольшие из-за молодости их хозяина, придавали ему скорее утонченный, нежели суровый, вид. У султана были большие черные глаза, полные жизни, излучающие тепло и доброту.