— Как поживаешь? — спросил я, будто нас знакомили. Он сделал шаг вперед, взгляд ошеломленный, как у женщины после родов.

Если отец и дал обет молчания, при виде меня он его нарушил.

— Пойми, Джаспер, не существует способа убить в себе прежние «я». Они похоронены в братской могиле поверх других и ждут возможности воскресения. И поскольку они однажды испытали смерть, то превращают тебя в зомби, потому что сами зомби. Понимаешь, куда я клоню? Все твои прежние просчеты из кожи вон лезут, чтобы обрести жизнь.

Я посмотрел на доктора Грега:

— Вы хотели, чтобы он заговорил? Пожалуйста, он говорит.

Отец вызывающе прикусил нижнюю губу. Я подошел к нему и прошептал:

— Папа, тебе надо отсюда выбираться. Меня загребли в государственный приют. Это ужасно.

Он не ответил. Психиатр тоже ничего не сказал. Я окинул взглядом палату. Для больного сознания не могло быть среды хуже — здесь у отца будет много времени для размышлений, и если его недуг и имел причину, то это чрезмерные размышления; слишком напряженная работа мысли разрушит его мозг. Я посмотрел на доктора Грега. Он оперся о стол и наблюдал за нами, будто смотрел пьесу, в которой ни один из актеров не знает, чья очередь говорить.

— Вот, я тебе кое-что принес. — Я протянул отцу книжку с головоломками. Принимая ее, он бросил на меня грустный взгляд и принялся листать, то и дело тихо мыча себе под нос «гм».

— Карандаш! — Не поднимая головы, он раскрыл ладонь.

Я покосился на психиатра. Тот нехотя порылся в кармане рубашки и осторожно, словно это было мачете, дал мне карандаш. Я передал его отцу, и тот начал путешествие по первому лабиринту. Я пытался подобрать какие-то слова, но в голову не приходило ничего, кроме «пожалуйста», хотя он не сказал «спасибо».

— Готово, — сообщил отец, покончив с первой задачей.

— Мартин, — позвал доктор Грег. Отец дернулся, перевернул страницу и занялся вторым лабиринтом. Оттуда, где я сидел, книгу я видел вверх ногами, и у меня закружилась голова.

— Слишком просто, — буркнул отец и, перевернув страницу, приступил к третьему лабиринту. Затем, ни к кому не обращаясь, добавил: — Они к концу книги постепенно усложняются.

Он с остервенением наскакивал на головоломки. А взгляд доктора Грега говорил: «Как тебе пришло в голову дать человеку с расстроенным сознанием сборник задач?» И я был вынужден согласиться: следовало послушаться первого порыва и приобрести отцу порно.

— Эдди передал, что ты можешь вернуться на работу, как только будешь готов, — сказал я.

— Проходимец, — ответил он, не поднимая головы.

— А мне кажется, он к тебе добр, учитывая тот факт, что ты разорил его клуб.

— В первый день, когда мы познакомились с ним в Париже он предложил мне денег. Затем предложил работу. Затем нашел мне работу. Потом последовал за мной сюда, в Австралию, и, давал денег на твой прокорм. Не много: сотню раз, сотню два, но продолжал меня выручать.

— Похоже, у вас есть очень надежный друг, — вставил психиатр.

— Что вы об этом знаете? — взорвался отец.

Довольно трепотни, подумал я, подошел вплотную к отцу и снова попытался прошептать ему на ухо:

— Папа, мне надо, чтобы ты отсюда выбрался. Меня засадили в приют. — Он не ответил и занялся последним в книге лабиринтом. — Там опасно. Некоторые ребята заглядываются на меня, — солгал я.

Отец промолчал, только поморщился, но не на мою неприглядную ложь, а потому, что не поддавалась задачка.

— Мартин, — пропел психиатр, — почему вы не хотите посмотреть на своего сына?

— Я знаю, как он выглядит, — отрезал отец.

Не вызывало сомнений: мучительная посредственность врача действовала на него удушающе. Психиатр забрел в грязных сапогах в темные области его сознания и, ничего не понимая, вытаптывал все, что попадало под ноги. А отец хотел, чтобы им занимались Фрейд или Юнг, но его потерявший ориентиры мозг не находил подтверждений, что в этом государственном загоне для людей прозябал непризнанный гений.

Он все еще бился над последним лабиринтом. Карандаш блуждал по странице, но каждый раз забредал в тупик.

— Что за черт? — Он так громко скрипел зубами, что даже нам было слышно.

— Мартин, отложите книгу и поговорите с сыном.

— Заткнись! — Отец внезапно вскочил с кровати и топнул ногой. Схватил стул и поднял его над головой. Он тяжело дышал, все его тело сотрясалось. — Немедленно выпустите меня отсюда! — кричал он, размахивая стулом над головой.

— Опустите стул! — повысил голос доктор Грег. — Джаспер, не бойся.

— Я не боюсь, — ответил я, хотя на самом деле немного боялся. — Папа! — повернулся я к отцу. — Не сходи с ума!

В этот момент, как обычно случается в кино, подошло подкрепление. В палату вбежал дюжий дежурный, сгреб отца и толкнул на стол. Другой выпихнул меня в коридор, но я мог наблюдать за отцом через маленькое окошко в двери. Дежурные прижали его к столу, и один из них воткнул в его руку иглу. Отец отбивался и кричал — что бы там ни текло из шприца, моментального действия оно не оказывало. Вздрюченный метаболизм отца не спешил реагировать, уж слишком он был наэлектризован в своем возбуждении. Затем один из дежурных загородил от меня отцовское лицо, и я подумал, что, когда наступит апокалипсис, передо мной наверняка возникнет некто с высоким чубом на голове. Наконец дежурный отодвинулся, и я увидел, что отец обмяк, стал сонным и впадает в психическую двойственность. Еще пара спазмов, и он обрел блаженство. Доктор Грег вышел со мной поговорить. Его лицо вспотело и раскраснелось, в глубине глаз появилось веселое оживление, словно он говорил себе: «Вот вам, пожалуйста!»

— Вы не можете его здесь держать! — закричал я.

— Еще как можем.

Он показал мне некий документ. В нем было много профессиональной муры. Ничего из нее я понять не мог. Все в этом документе необыкновенно утомляло. Даже шрифт навевал скуку.

— Что требуется, чтобы вытащить его отсюда?

— Необходимо, чтобы началось улучшение.

— Черт! А точнее нельзя?

— Надо, чтобы он стал уравновешеннее. Мы должны быть уверены, что он не повредит ни себе, ни тебе, ни другим.

— И как вы рассчитываете этого добиться? Уточните.

— Буду пытаться его разговорить. И поддерживать лекарствами его стабильность.

— Похоже, на это потребуется много времени.

— Выздоровление не произойдет за одну ночь.

— А когда? По вашим оценкам?

— Не могу сказать, Джаспер. Через полгода. Через год. Через два года. Взгляни на своего отца — он дошел до точки.

— А что делать мне? Жить в этом проклятом государственном приюте?

— Неужели у тебя нет родственников, которые могли бы о тебе позаботиться?