В центре Hiranandani Gardens расположен ландшафтный парк «Нирвана» с пальмами и прудом с золотыми рыбками. Даже он не принадлежит городу; это частная собственность, где берут плату за вход и, как написано на табличке, «оставляют за собой право отказать в посещении без объяснения причин»17. Но какими бы ни были прелести «Нирваны», они не вполне оправдывают вонь, исходящую от очистных сооружений, расположенных в самом центре парка. Поскольку компания-застройщик отвечает и за ассенизацию, вся грязная работа по очистке сточных вод должна производиться прямо на месте.

Даже в центре города каждый новый высотный дом обязательно имеет нечто вроде собственного парка; градостроительные нормы гласят, что башни должны располагаться в стороне от проезжей части за полосой зеленых насаждений. Идея, что городские власти могут отводить участки под общественные парки в соответствии с нуждами населения, теперь видится устаревшей и чуть ли не донкихотской. От системы, где правительство все планирует, а частный сектор ничего не делает, Мумбай перешел к ситуации, когда от частного сектора ожидается решение всех вопросов, а правительство уже ничего не планирует. Из-за перегибов постсоциалистических реформ единственной концепцией будущего Мумбая стал город безо всякой концепции – город как сумма заключенных в нем сделок с недвижимостью.

Архитектора, ответственного за Hiranandani Gardens и многие другие зрелищные проекты, напоминающие рассыпанные по современному Мумбаю болливудские декорации, зовут Хафиз Контрактор. Он родился в семье бомбейских парсов, учился в Колумбийском университете в Нью-Йорке и работает в тесном офисе, расположенном в финансовом районе исторического центра. (Фамилия Контрактор, которая по-английски значит «подрядчик», скорее всего, указывает, что в строительстве работали и его предки.) Контрактор сделал себе имя еще во времена лицензионного раджа, предлагая застройщикам хитроумные архитектурные решения в условиях бесчисленных ограничений, налагаемых на строительство элитного жилья. Чтобы обойти правила, он пристраивал к квартирам балконы, площадь которых не учитывалась в подсчетах, и умело организовывал пространство, создавая у клиентов впечатление запретного, но такого желанного простора.

Когда в ходе реформ все ограничения были отменены, Контрактор быстро приспособился к новым рыночным условиям. Контрактор – Зелиг от архитектуры; у его зданий нет определенного стиля. Если у него и имеется собственное мнение в таких вопросах, то он держит его при себе. Среди его работ есть и кампус высокотехнологичной компании, который выглядит как приземлившаяся посреди Махараштры летающая тарелка, и здание корпоративного университета, представляющее собой ватиканский собор Святого Петра в миниатюре, вплоть до окруженной колоннадой площади. Рассказывают, что, увидев в Вашингтоне новое здание юридической школы Джорджтаунского университета, восхищенный Суренда Хирандани, совладелец девелоперской фирмы Hiranandani Upscale, заявил своим провожатым: «Велю Хафизу мне тоже такую построить».

Философия Контрактора – это рыночный нигилизм; он готов строить что угодно и для кого угодно, лишь бы платили в срок. А то, что хотят его клиенты, как правило, напоминает Запад, отраженный в кривом зеркале, – как если бы более европейские, чем в Европе, здания петербуржца Карло Росси довели до самой разнузданной крайности. Даже сейчас, когда вкус самих братьев Хиранандани стал куда утонченнее по сравнению с 1990-ми годами, они продолжают строить вытянутые, как свадебный лимузин, греческие храмы, потакая желаниям своих клиентов. Сурендра Хиранандани объяснил это так: «Если новые здания не будут похожи на старые, покупатели начнут жаловаться: “Почему у них есть дорические колонны, а у нас нет?”»18

Типичный клиент, по которому устанавливается планка, – это новый «глобальный индиец» с кузенами в Сингапуре и Хьюстоне, который в магазинах Лондона или Нью-Йорка чувствует себя куда более непринужденно, чем на базарах раскинувшегося по ту сторону пролива субконтинента. Вместо того чтобы привести улицы Мумбая в соответствие с хотя бы нью-йоркскими стандартами «чистоты», мумбайская элита отметает эту задачу как невыполнимую и обустраивает себе островки санитарии и функциональности в таких комплексах, как Hiranandani Gardens. В отличие от перегруженного центра Мумбая, где богатые и бедные живут бок о бок, в Hiranandani Gardens обитают исключительно толстосумы. Трущобы, в которых живут местные садовники, водители и горничные, спрятаны от их взора за холмом, что тянется вдоль комплекса. Один глобальный индиец – архитектор, который учился в Колорадо и работал в Калифорнии, – разоткровенничался: «В Hiranandani Gardens такие широкие улицы, такие удобные магазины, все так чисто – мне даже кажется, будто я снова в Лос-Анджелесе».

Прежде всего там нет привычной для Мумбая крикливой уличной жизни. Не видно ни одного уличного торговца «вада пао», мумбайским вегетарианским специалитетом, в котором «вада», типичная для Индии закуска из картофельных оладий с чатни, скрещена с главным европейским продуктом – хлебом, который тут по-португальски называется «пао». Трехколесные авторикши смотрятся неуместно у салона Rolls-Royce и на круговых развязках с зелеными лужайками, посреди которых стоят триумфальные римские колонны или резные тотемы индейцев американского северо-запада. Процветающие мумбайцы обедают в безупречно чистом, кондиционированном ресторане Pizza Hut на первом этаже четырехэтажного торгового центра, который выстроен в стилистике древнеримского храма и напоминает декорации из фильма «Гладиатор». Если сэр Бартл Фрер пожелал устроить в задуманном им глобальном экономическом и культурном центре университет под стать Оксфорду и Кембриджу, сегодняшние строители Мумбая довольствуются Pizza Hut, который своим болливудском роскошеством превосходит конкурентов из моллов Финикса и Атланты.

Конечно, на Западе – даже в Лас-Вегасе – рестораны Pizza Hut не открывают в фальшивых римских храмах. Hiranandani Gardens – это не столько копия, сколько фантазия на тему Запада, чья магическая способность быть современней всех – даже в самых обыденных вещах – привлекает состоятельных индийских клиентов. Это Запад в представлении глобальных индийцев, где все его отличия от Индии выносятся на первый план, а все своеобразные черты индийского города, в первую очередь бурная неформальная торговля, воспринимаются как позорные пережитки прошлого, подлежащие искоренению. Hiranandani Gardens – это воплощение представлений о Западе их создателя, Хафиза Контрактора, который с нежностью вспоминает, как он проезжал – не проходил! – мимо Гайд-парка в Лондоне и ничто не отвлекало его от прекрасного вида, в отличие от усеянных лоточниками тротуаров вдоль майданов в центре Мумбая. «В Лондоне едешь мимо Гайд-парка и ахаешь. Там ты наслаждаешься красотой. А у нас я сегодня шел по майданам, и вокруг только базар, базар, базар. И все лавки – незаконные. Я выхожу из офиса на улицу и сразу утыкаюсь в разносчика вада пао – тоже без лицензии, конечно».

Вопрос о том, как приспособить индийскую архитектуру для современной Индии, кажется, не занимает тут ни архитекторов, ни клиентов. В эпоху глобализации, когда индийская диаспора по всему миру исчисляется десятками миллионов, решение жить в Мумбае само по себе стало утверждением индийской идентичности. На протяжении почти всей истории города переезд из родной деревни в мегаполис означал движение прочь от Индии. Сегодня глобальные индийцы, которые обожают Запад, но глубокоукоренены в стране, переезжают в Мумбай (или продолжают там жить), чтобы приблизиться к западному образу жизни, оставаясь при этом у себя на родине. Даже когда личный шофер везет глобального индийца из одного псевдозападного пространства в другое, из квартиры в Hiranandani Gardens в стерильный офисный центр Mindspace, а оттуда в дорогой торговый центр, а потом в ночной клуб, где за ночь он потратит больше, чем его водитель получает в месяц, такая жизнь, бесспорно, является более индийской, чем у его сингапурского родственника.