Тогда он снова повернулся к парню и для большей убедительности и доказательства своей принадлежности к воровскому званию выдал ему пару предложений на самом крутом воровском языке.

Парень быстро направился к койке и стал расталкивать лежавшего на ней здоровяка. Тот проснулся, недовольно приподнял голову. Парень быстро наклонился к его уху и шепотом стал что-то говорить. Здоровяк несколько раз кивнул головой. Затем он собрал свои вещи, одеяло, простыню и медленно пошел в сторону другой «шконки», прогонять другого сокамерника.

Вероятно, тому, кого Цируль снял со «шконки», тоже было западло ложиться у туалета или у двери.

Цируль взял свои вещи, быстро застелил «шконку», не раздеваясь, лег на спину. Он не стал закрывать глаза, лежал и думал: «Ну вот я на новом месте, в новом следственном изоляторе с новыми законами…» Почему-то ему вспомнилась его первая отсидка, когда он молодым пацаном попал в следственный изолятор, где сидели матерые уголовники, воры в законе.

Тогда у него было много страха, как с ним поступят, как он себя сможет поставить. Но потом, когда пошли отсидки, когда он получил воровское звание, для него следственный изолятор, да и любая тюрьма были как дом родной.

Цируль долго ворочался с одного бока на другой. Время от времени он засыпал. Иногда ему снился улыбающийся Япончик.

Это было странным. Цируль будто бы сидел в тюрьме, смотрел в камере телевизор. Неожиданно на телеэкране появляется статуя Свободы, американские небоскребы и улыбающееся лицо Япончика.

— Привет тебе, Паша, — говорит с телеэкрана Япончик — Вячеслав Иваньков.

Цируль оглядывается по сторонам, пытается выяснить, что это такое, почему Япончик по телевизору обращается с нему, он что, его видит?

Цируль проснулся в холодном поту. Затем, еще немного поворочавшись, опять заснул.

Под утро Цируль пробудился от резкого крика. Он открыл глаза и увидел, как в углу камеры, у самого туалета, стоит, наклонив голову, какой-то толстый мужчина. Рядом с ним — парень лет тридцати двух, сухощавый, высокий, с короткими волосами, и держит этого толстяка за шиворот, наклонив его почти к самому унитазу, пытаясь опустить его лицо в воду.

Мужчина же упирался и кричал. Худощавый парень только улыбался, поддразнивая этого мужчину:

— Ну что, лох, нравится тебе? Попей, попей водички из дальняка! Будешь знать, падла! — говорил парень.

Цирулю не понравилась эта сцена. По всем воровским законам и понятиям, это был беспредел. И он должен был положить ему конец. Цируль поднялся со своей «шконки» и направился в сторону этих двоих.

С равнодушным видом Цируль подошел к ним, будто бы мыть руки, посмотрел по сторонам. Никто из присутствующих не обратил на него внимания, хотя все уже проснулись и с любопытством наблюдали за сценой у туалета. Цируль медленно подошел к парню. Тот тоже не обратил внимания на Пашу.

Затем Цируль неожиданно левой рукой схватил парня за короткую челку так крепко, что он сразу выпустил толстяка. Затем той же левой рукой быстро прижал голову парня к каменной стене камеры, а правую руку с растопыренными двумя пальцами поднес к его глазам.

Таким образом, только два этих пальца держали парня у стены. Тот никак не мог отойти, так как Цируль мог проткнуть ему глаза. Это был старый излюбленный прием, которым пользовались зеки в лагерях.

Сквозь зубы Цируль произнес:

— Ты что творишь, махновец? — И добавил: — Беспределу в «хате» не бывать! Шнифты выколю! — Цируль сделал резкое движение. Парень, испугавшись, ударился головой о стенку. Затем Цируль для убедительности добавил еще несколько слов из лагерного лексикона, которые знал достаточно узкий круг авторитетнейших воров в законе.

Парень тут же понял, с кем имеет дело. Он сразу поднял руку, показывая, что он сдается.

— А я что? Я ничего, — начал оправдываться парень. — Он западло сделал. Мы харчеваться сели, а он мочиться пошел! А это же западло!

Но Цируль его уже не слушал. Он оторвал руку от его лица и легонько похлопал его по щеке…

Цируль подошел к унитазу, отстранил от него толстяка и помочился. Потом сделал большую паузу.

Обитатели камеры все смотрели на Цируля. Он встал на середину камеры и спросил:

— Ну что, блатные есть?

Ему никто не ответил. Здоровяк, который лежал накануне на «шконке» у окна, как-то сжался. Чуть позже, когда Цируль уже познакомился со всеми обитателями камеры, он узнал, что в камере сидели половина коммерсантов, которые находились под следствием за экономические преступления, а также за мошенничество.

Другие находились под следствием за рэкет и разбой — так называемые «спортсмены», которые раньше никаких ходок не имели. Они отрицали свою приверженность к уголовным традициям. Однако, попав в неволю, они весь свой гонор сразу теряли и тут же подчинялись тем воровским законам и понятиям, по которым жила тюрьма.

Под утро вся тюрьма уже будет знать, что в 308-ю камеру заехал авторитетнейший вор в законе Паша Цируль, и Цируль будет получать послания от воров и авторитетов. Первым такое послание ему прислали Якутенок и Труба.

Уже к обеду Цируль ввел свой порядок. Он назначил старшего, «смотрящего», который должен был прежде всего следить за чистотой. Тот в свою очередь выделил дежурных. Цируль даже показал сам, как нужно мыть полы.

Все сокамерники были в шоке. Еще бы — они сидели с легендой воровского мира, с Пашей Цирулем! Паша это прекрасно понимал и чувствовал.

Уже к вечеру, когда в камере спало напряжение и шок от появления Цируля прошел, к нему неожиданно подсел тот самый толстяк, которого утром Паша спас от купания в унитазе. Толстяк подошел к его «шконке» и, заглядывая Паше в глаза, спросил:

— Можно мне к вам присесть, поговорить?

Цируль кивнул головой. Толстяк сел. Он прошептал:

— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы избавили меня…

— Ты кто? — громко перебил его Цируль.

— Я? — вздрогнул от неожиданности толстяк. — Я коммерсант, — быстро ответил он, показывая, что к преступному миру отношения не имеет.

Цируль продолжил:

— Погоняло какое носишь?

Толстяк удивленно посмотрел на него, не понимая.

— Зовут тебя как? — уточнил Цируль.

— Дмитрий Марченко, — представился толстяк.

— Кто ты?

— Банкир, банк имею.

— А здесь за что?

— 147-я, третья часть…

— Мошенничество в особо крупном или в сговоре? — уточнил Цируль.

Парень кивнул головой — и то, и другое.

Через несколько минут Цируль уже знал его историю. Он был не кто иной, как пирамидчик, создавший по образу Сергея Мавроди пирамиду-однодневку, которая собирала деньги. Затем, по его словам, что-то произошло у него с банковским механизмом, и вся пирамида рухнула. Вначале он скрывался от своих вкладчиков, затем — от «крыши», которая его преследовала, а затем — от следственных органов, которые уже возбудили уголовное дело в отношении его.