— Отпечатки есть, но смазанные.

— Салон протирали?

— Да нет, — криминалист вздохнул. — Убийца работал в перчатках. Есть волокна одежды. Направим на анализ, может быть, что-то удастся выяснить.

— Конечно.

— Теперь, очевидно, моя очередь? — даже разговаривая, медик не прекращал осмотра. — Значит, так. Первичные данные: смерть наступила сегодня, между двенадцатью и часом ночи от механических повреждений режущим предметом в области шеи. Направление раны — прямолинейное, горизонтальное. Края — гладкие. Углы — острые. Глубина — равномерная по всей длине. Имеются необычные насечки по краям раны.

— Импортный нож с лазерной заточкой, — сказал Волин.

— Возможно, возможно. Поперечные подтеки крови на шее. Голова была отсечена от тела после смерти пострадавшей. Остальное покажет вскрытие. Волин секунду раздумывал, потом, бормотнув: «Извините», — сунул голову в салон и посмотрел на приборный щиток. Затем обошел машину, заглянул под днище, сказал Пилюгину:

— Посмотри-ка. — Тот тоже опустился на корточки. Под кузовом машины натекло большое бензиновое пятно. Волин коснулся его пальцем, понюхал, сказал утвердительно: — Бензин, — поднявшись, он окликнул медика: — Вы уверены, что девушка была убита между двенадцатью и часом ночи?

— Температура тела и образование трупных пятен указывают именно на это время. Прошу учесть, что в момент обнаружения автомобиля двигатель был включен, а печь работала на полную мощность.

— А если труп какое-то время пролежал на улице?

— Девушку убили именно в машине. Расположение пятен и подтеков крови невозможно подделать.

— Бак заполнен до половины, — Волин повернулся к Пилюгину. — Убийца заранее присмотрел машину, которой не хватятся с вечера субботы и до утра понедельника. Угнал ее, похитил жертву и привез на стоянку. Здесь он убил девушку, слил половину бака на землю и спокойно ушел.

— Но температура тела…

— Аркадий Николаевич, — позвал Лева, все еще осматривавший машину. — Можно вас на минуточку?

— Что такое, Лева? — спросил Волин, обходя машину.

— Посмотрите, пожалуйста, — оперативник указал на небольшую мокрую лужу на полу салона. — Лужа.

— И что? С обуви, наверное, натекло.

— И полиэтиленовая пленка.

— Ну и что, Лева? Волин все еще не вник в умозаключения сотрудника. Наверное, с недосыпа. Лева посмотрел на следователя, присел, вытащил из воды тонкую прозрачную пластину, похожую на осколок стекла. Именно так и подумал Волин сначала. Стекло. Свою ошибку он понял, когда «стекло» растаяло на ладони оперативника, превратившись в каплю воды.

— Лед? — спросил он.

— Именно, — кивнул Лева. — Он использует лед. Включает печь. Лед тает слишком быстро, тело не «консервируется», но остывает гораздо быстрее обычного. Вода стекает на пол. Никто не обращает на нее внимания, считая, что могло натечь с обуви или, например, уплотнитель плохой: снег тает, влага просачивается в салон. Или, например, моют машину. Неважно. Через некоторое время вода высыхает. Все. Пилюгин хмыкнул озадаченно:

— А на кой ему все это нужно? Он что, хочет «выкупить» нас на это фуфло?

— Уже «выкупил», — спокойно ответил Лева. — В случае с Ладожской.

— Допустим, Лева, что ты прав, — согласился Волин. — И как, по-твоему, для чего он это делает? Хочет запутать следствие?

— Нет. Он достаточно умен, чтобы понимать: следствие подобными фортелями запутать можно, но лишь на время, — покачал головой оперативник. — Однако этот парень достаточно умен и для того, чтобы сообразить: как ни старайся, как ни хитри, а вероятность его поимки все-таки существует. Для каждого болта рано или поздно отыщется своя гайка. И вот когда его возьмут, выяснится, что твердых доказательств вины этого парня у следствия-то и нет. Мы ему заключение экспертов о времени смерти, а он нам — алиби. И мы можем знать, что эту девушку убили, допустим, не ночью, а час назад, и твердить об этом на суде хоть до посинения, но доказать нам ничего не удастся, поскольку эксперты будут в один голос твердить об обратном. Два подобных факта — и, пожалуйста, суд уже усомнился в компетентности и, что хуже, объективности следствия, газеты кричат о том, что мы сцапали невиновного, а адвокат заявляет протест в связи с грубейшей подтасовкой доказательств. И все остальные улики, какими бы твердыми они ни казались нам, будут априори вызывать сомнения у всех остальных. На этом-то и строится его расчет. Пилюгин хмыкнул, пробормотав: «Но-ормально», а Волин, повернувшись к криминалисту, который тоже слушал рассуждения оперативника и кивал одобрительно, приказал:

— Сделайте забор воды и отправьте на анализ. Обязательно проверьте содержание хлора. И, кстати, надо занести эту чертову воду в протокол. Чтобы ни у кого потом не возникло мыслей о подтасовке доказательств.

— Мне кажется, мы только напрасно потратим время, — поджимая губы, сообщил Лева. — Если маньяк оказался настолько умен, чтобы придумать подобный ход, то он наверняка позаботился и о воде. Поставил ведро под водосток — и набирай себе, сколько влезет. Чистенькую, без всякой хлорки.

— Ладно. Хорошо. Мы не можем его поймать с этой с…ой водой, — заключил Пилюгин. — Ну а ты-то что предлагаешь? Оперативник задумчиво посмотрел на капитана, философски развел руками и ответил:

— А хрен его знает.

* * *

— Проверка самая что ни на есть простая, — вещал ласково Каляев. — Мы выделим вам отдельную комнатку и считаем, что вы уже работаете. На ваш аппарат поступают звонки, а вы отвечаете на них, по возможности терпеливо и достойно. Добрый совет: ни в коем случае не вешайте трубку. Что бы ни услышали.

— Хорошо, — улыбалась с коровьей меланхолией в глазах девица.

— Постарайтесь, если хотите получить эту работу.

— А… кто будет звонить?

— Наши сотрудники и сотрудницы. Главное, не смущайтесь. Здесь можно все. Клиент должен остаться доволен. Впрочем, я полагаю, вы пришли, внутренне подготовившись.

— Конечно. Еще как, — состроила ему глазки «кандидатка».

— Отлично, — Каляев повел девушку по коридору, поглядывая на двери. — Куда же мне вас определить? В эту, что ли? — он открыл очередную комнату. — Сюда, пожалуйста. Располагайтесь поудобнее. Начнем минут через десять. Мне еще нужно дать необходимые указания. Когда поступит вызов, телефон зазвонит.

— А тут еще лампочка какая-то, — с искренним кретинизмом в голосе спросила девушка.

— Голубушка, — Каляев со свойственной толстякам элегантностью облобызал ей ручку, — лампочка вас не касается. Она загорается в случае городских звонков. А вам пока будут звонить только по внутренней линии. Когда испытание закончится, я зайду, сообщу результат.

— Вы будете слушать все разговоры? Каляев засмеялся, и по смеху его тут же стало ясно: большей идиотки Сергею Сергеевичу встречать еще не приходилось.