Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказ Вогачева почти не отличался от рассказа его напарника. Но только по одним рассказам было трудно судить, кто из них может врать. В момент убийства каждый вроде бы был занят делом и своего напарника не видел. Теоретически можно было случайно проникнуть в дом, открыв замок отмычкой. Например, с целью ограбления. А тут хозяин попался на дороге. Вор-домушник испугался, выстрелил и убежал.
– Ну, молодой человек, где в моих рассуждениях слабые места и нелепости? – обратился Гуров к Букатову.
– Слишком уж невероятное совпадение, – помявшись, заговорил оперативник. – Оба охранника в разных частях дома и территории. И именно в этот момент «домушник» пошел на дело. Хотя, может, и не слабое место, если он наблюдал за домом несколько дней, видел в бинокль, чем заняты охранники…
– Три с минусом тебе, – покачал Лев головой.
– Он обошел зоны камер видеонаблюдения, – поспешно вставил Букатов.
– Нет, – вздохнул Крячко. – Он их не обходил, Вогачев на третьем этаже как раз этим и занимался – решал вопрос со специалистами по телефону. У них оказались неполадки в системе безопасности, а еще с контактами на окне и с камерами, которые вдруг вырубились. Нет там изображения, Леша, двадцать минут камеры ничего не снимали, я проверял. К тому же домушники не ходят с оружием, не стреляют они в свидетелей. Это тебе тоже пора бы уже запомнить. И в случайные дома они не заходят. А тут очевидная охрана: и приборы, и люди. Нет, дружок, сюда приходил не вор-домушник, сюда приходил киллер с хорошей подготовкой, который хотел убить хозяина дома. И убил.
– Товарищ полковник! – раздался в коридоре голос эксперта. – Лев Иванович, вы где?
Гуров вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Уже по лицу старшего лейтенанта он понял, что нашли что-то важное, неожиданное. Эксперт протянул ему пластиковый пакетик, в котором лежал маленький блестящий граненый камешек. Так могут блестеть только настоящие бриллианты или кристаллы Сваровски.
– Где вы это нашли?
– У входной двери. Там еще видно, что кристалл был приклеен к чему-то из тонкой кожи, видимо, к сумочке. Она, наверное, зацепилась за дверную ручку или что-то еще и оторвала кристалл.
«Женщина-киллер? – с сомнением подумал Гуров. – Которая пошла на дело с сумочкой в руках, расшитой стразами из кристаллов Сваровски? А если это потеряла не убийца, а таинственная посетительница? Это скорее».
– Как вы думаете, Саша, сколько пролежал этот кристалл на полу? Как давно его могла уронить или оторвать посетительница? – спросил он у эксперта.
– Он лежал на самом видном месте, чуть правее двери. Там освещение слабое, поэтому своим блеском кристалл не сразу бросился в глаза. Я отправлю его к нам в лабораторию. Посмотрим, покумекаем. Может, что-то еще скажем о нем.
Тем временем опрос людей, кто мог что-то видеть или услышать, продолжался, и сыщики не теряли надежды получить хоть какую-то информацию от соседей, от дворников, продавцов магазинчика.
– У тебя меньше трех суток, Алексей, – сказал Гуров Букатову. – Все связи этого водителя Георгия проверить, болезнь матери подтвердить, найти свидетелей, что он действительно по четвергам и воскресеньям не исполнял свои обязанности в доме Валета. Акашева и Богачева потрясти на предмет причастности. Связаться со специалистами охранного предприятия, кому он звонил и у кого на обслуживании оборудование дома. Одновременно с этим узнай, можно ли вмешаться и вмешивался ли кто чисто технически в работу системы. Как это можно сделать дистанционно?
– Я понял, – делая пометки в блокноте, кивнул оперативник. – Киллер мог спровоцировать сбои в охранной системе и тем самым отвлечь одного из охранников.
– Вот именно, – добавил Крячко. – И он знал, что по утрам в одно и то же время делается обход периметра. Значит, второй охранник пойдет на осмотр. Этот момент он и выбрал. Лева, а была ли дома Загороднева в то время, когда Валет встречался на набережной с заказчицей, которая искала киллера?
– Она была не дома, а у косметолога в салоне. У нее подошло время по записи на химический пилинг лица. Я проверял по записи оплату. Да и по коже лица видно, что процедуру Загороднева получила. Я с мастером говорил. Она Любовь Сергеевну хорошо знает, Загороднева их постоянная клиентка, так что ни с кем ее не спутаешь.
– Значит, не Загороднева искала киллера, и на набережной была другая женщина? – спросил Крячко, внимательно глядя на своего друга и пытаясь понять, верит в это Гуров или не верит.
– Не факт, – со вздохом отозвался Лев. – Где гарантия, что Валет мне назвал точное время встречи? Где гарантия, что на лице женщины, которая с ним разговаривала, не было следов химического пилинга? А может, она специально выбрала вечернее время, чтобы Валет даже мельком не увидел следов химического ожога на ее лице, ведь это улика.
– Можно проверить, правильно ли идут часы у Валета, – оживился Букатов.
– У него нет часов, – ответил Гуров. – Он ими не пользовался. Время смотрел на экране смартфона. Георгий ждал его в машине почти три часа, судя по его словам. Так что есть шанс, что Загороднева после салона красоты пошла к нему на встречу. Теперь придется как-то установить, а где она была в момент убийства Валета.
Когда Гуров вошел в дом Загородневой, его снова начали одолевать сомнения. Лицо женщины было каким-то застывшим, как африканская ритуальная маска. Он снова и снова пристально вглядывался в него, пытаясь найти хоть какие-то следы эмоций. Что это – неподдельное горе или мастерская игра?
– Как ваши дела, Любовь Сергеевна? Ксюша дома?
– Я отправила ее в детский лагерь. У детей более гибкая психика, им надо помогать бороться с горем, они легко переключаются. Это мне уже ничего не поможет. Понимаете, ведь когда у тебя отнимают не просто часть твоей жизни, твоей мечты, твоего будущего, а целую часть твоего мира, это страшно и больно. Вы можете представить, что выйдете утром из дома, а половины неба нет? Есть только одна половина, по-прежнему голубая, с облаками. А второй нет. Не чернота, не дыра… просто ничего. И от солнца тоже половина. И от леса, от реки… Ксюша вырастет, влюбится, выйдет замуж, родит детей, и у нее будет свой полноценный мир, а у меня уже не будет ничего. Вы это понимаете? Думаю, вряд ли.
Загороднева замолчала и отошла к окну, глядя вверх, на вечернее небо. Как будто пыталась увидеть, все ли небо на месте или только половина.
– Я тоже переживаю боль, тоже могу ощущать безысходность, – произнес Гуров. Вы вот не можете быть жестокой, а мне порой приходится. Быть жестоким, терпеть, что люди поначалу не понимают моих целей и судят по первому моменту. Но потом, когда заканчивается дело, найден и наказан преступник, ко мне приходят и благодарят, иногда даже просят прощения. Но чаще всего люди так и не узнают, что за моими вроде бы жестокими поступками стояла необходимость, единственно возможная, потому что вела к истине. Помните знаменитую фразу, о смысле которой до сих пор спорят философы, теологи и филологи? Дорога в ад вымощена благими намерениями!
– Да, помню, – меланхолично отозвалась Загороднева. – Это из мемуаров Джеймса Босвелла «Жизнь Сэмюэла Джонсона». Там речь шла именно о дороге в ад. Так трактуют, кажется.