Поначалу Юрек начал продавать кофе вразнос, как это делали бродячие торговцы-армяне во Франции. Переодетый в турецкое платье, он ходил по городу с лотком, в котором находились кофейник, переносная печка с тлеющими угольями и небольшие чашечки. «Всего один крейцер, господа, всего один крейцер за чашку!» — предлагал он свой товар. Но и за эту мизерную сумму никто не соглашался попробовать горький «сатанинский» напиток. Дело шло совсем худо, но тут бразды управления взяла в свои руки Леопольдина.

По её совету они переоборудовали первый этаж подаренного Юреку дома под кофейню в турецком стиле, красиво украсили его, а отец Леопольдины, который занимался столярными работами, изготовил для будущего предприятия дубовые столы и скамейки. Были в кофейне и стулья — для особо важных клиентов. Их просто купили — мастеров-краснодеревщиков в столице Австрии хватало. Но главный козырь, главную завлекаловку, придумал всё же Юрек. Он долго колдовал над напитком, пока ему не пришла в голову интересная мысль: а что, если кофе сварить на молоке и добавить капельку мёда?

Когда он это сделал и дал попробовать своё «произведение» Леопольдине, она была в восторге. Кофе, как и все венцы, она терпеть не могла, однако перечить мужу не смела. Но теперь напиток стал совсем другим. Леопольдина была уверена, что жители Вены оценят его по достоинству. Кроме того, Юрек заказал известному в Вене пекарю Крапфу «кипфели» — так он назвал рогалики в виде турецкого полумесяца.

День открытия своей кофейни, — первой в Вене кофейни! — на которую они получили лицензию в магистрате, назвав «У синей бутылки», о чём гласила красивая вывеска (а как иначе можно было её наименовать, если она находилась в доме «Под синей бутылкой»?), чета Кульчицких ждала с нетерпением и душевным трепетом. А ну как всё напрасно?

Но вот появились и посетители — не отведать кофе, а просто поглазеть на Ежи Кульчицкого, спасителя Вены, и послушать его занимательный рассказ, как он пробирался через лагерь османов и какие опасности преодолел (большей частью они были выдуманными самим Юреком), — и первые чашки ароматного напитка вместе с аппетитными рогаликами оказались перед ними на столах.

— Сегодня я угощаю всех бесплатно! — громогласно провозгласил Юрек.

Верно говорят, что на дармовщину и соль покажется сладкой. Первые клиенты кофейни так дружно набросились на кипфели в виде полумесяца, словно хотели таким образом отомстить туркам, которые принесли столько горя и разрушений их прекрасной Вене. Затем пришёл черёд и кофе — чтобы протолкнуть рогалики в горло. Каким же было удивление венцев, когда они попробовали напиток Юрека! (Вернее, уже не Юрека, а почётного гражданина Вены и маркитанта его величества императора Священной Римской империи Ежи Францишека Кульчицкого.) Это была не та чёрная и горькая бурда, которой он потчевал их с лотка. Напиток источал медовый вкус, был мягок и бодрил, как доброе вино. Все пили его да нахваливали.

Так началась история кофе «меланж по-венски» с шапочкой молочной пены и рогаликов кипфелей (несколько позже французы назовут их круассанами), главную роль в которой сыграл русский человек, бывший турецкий невольник, а затем армейский маркитант, судьбою назначенный быть спасителем Вены.

Летом 1707 года по Морскому рынку Петербурга шёл крепкий сухощавый мужчина лет сорока (или несколько старше; по его моложавому лицу истинный возраст трудно было определить) в иноземной одежде. В руках он держал трость, которой энергично отмахивался от попрошаек, так и норовивших схватить его за полы кафтана или за рукав, чтобы их просьбы о милосердии были более доходчивыми.

Одет мужчина был по французской моде, введённой царём Петром Алексеевичем. Его кафтан из тонкого англицкого сукна тёмно-синего цвета был длинный, узкий в талии, с разрезами на боковых швах, что делало одежду удобной в движении, особенно при верховой езде, а широкие обшлага-отвороты на рукавах и фигурные клапаны прорезных карманов были украшены декоративными петлями и позолоченными пуговицами.

Несмотря на то, что на полах было большое количество пуговиц, мужчина носил кафтан нараспашку; наверное, чтобы выгодно смотрелся красивый голубой камзол из дорогой итальянской ткани, вышитой серебряной нитью. Штаны у него были короткие, чуть ниже колен; их дополняли шёлковые чулки и кожаные башмаки с тупыми носками, украшенные серебряными пряжками. Белое кружевное жабо выгодно подчёркивало смуглость его загорелого лица. Сразу было видно, что мужчина не протирает штаны в кабинетах, а стоит, скорее всего, на капитанском мостике какого-нибудь корабля или много путешествует. Что касается его длинных, модно завитых светло-русых волос, казавшихся издали париком, то их прикрывала шляпа-треуголка, украшенная галуном и перьями.

Морской рынок напоминал стойбище варварского племени. На грязной, не мощёной площади расположились в полном беспорядке множество примитивных шалашей и ларей, многочисленные возы и телеги стояли как попало, народ где передвигался бочком, протискиваясь через узкие проходы, а где прыгал заячьим скоком по мосткам, проложенным прямо по грязи, потому что лето не задалось и жителей города замучила хлябь... Потрясающее зрелище! Мужчина в иноземном наряде, который явно привык к европейской ухоженности, только вздохнул тяжко, глядя на весь этот бедлам.

Торговцы сгруппировались для удобства, своего и покупателей, и это соединение нескольких ларей и шалашей получило гордое название «ряд». Так появился «Мясной ряд», «Калашный ряд», «Лоскутный ряд», где торговали старою одеждою, и другие. Ближе к Адмиралтейству стояли возы с сеном и дровами; здесь находились сенной и дровяной ряды. Торговали и «носячим товаром» — с рук. Бойкие лоточники так громко галдели, предлагая и расхваливая свои товары, что уши закладывало. Официально место для рынка не отводилось, оно было захвачено ушлыми торговцами самовольно. Они руководствовались тем, что место это прибыльное, так как лежит возле проезжей дороги, и что недалеко, на берегу Мойки, расположено жильё.

Мужчина направлялся в аустерию[98] «Четыре фрегата». Этот трактир был построен по задумке Петра Алексеевича. В народе он назывался «Главным имперским кабаком». Заведение размещалось в двухэтажном мазанковом доме на первой городской площади — Троицкой, рядом с Петропавловской крепостью. В аустерии подавали вино, водку, пиво, табак и карты, среди посетителей были негоцианты, корабельные мастера, иностранные шкиперы и матросы; иногда захаживал сюда и сам царь.

Но мужчина в иноземном наряде шёл в аустерию не для того, чтобы отобедать или выпить чарку-другую водки. С некоторых пор (опять-таки с подачи Петра Алексеевича) в «Четырёх фрегатах» начали варить кофе. Местный люд и даже иноземцы не очень жаловали этот напиток, а уж старообрядцы, ревнители древнего благочестия, и вовсе его люто ненавидели. Но мужчина на все эти благоглупости не обращал внимания; мало того, он любил кофе, только не всегда мог его отведать.