Вновь пирамида была найдена через одиннадцать или двенадцать лет, уже ближе к концу восьмидесятых. У троих местных жителей, наткнувшихся на нее, имелся при себе фотоаппарат-мыльница, и они сделали несколько снимков. Которые потом и отослали в редакцию газеты, издающейся в Сакапе. Номер газеты со статьей о находке новой пирамиды редактор отправил в столицу, в Национальный музей археологии и этнографии и в Национальный университет. Представители музея, не задумываясь, объявили фотографии подделкой, а редактора обвинили в раздувании дешевой сенсации. И знаете почему?

– Из-за паука? – предположил Осипов.

– Точно! – кивнул Эстебан. – Местные жители сфотографировали паука, высеченного на жертвенной плите, расположенной на верхней открытой площадке храма. Помимо того, что культа пауков в доколумбовой Америке не существовало, или, лучше сказать, нынешним специалистам о нем ничего не известно, паук с вершины нашего храма, как и тот, что изображен на камне Гюнтера Зунна, является копией паука из долины Наска! Поэтому ученые мужи из Национального музея и решили, что кто-то занимается мистификацией, копируя всем известные артефакты.

Однако специалисты из университета заинтересовались сообщением о находке и совместно с каким-то американским университетом организовали новую экспедицию для изучения пирамиды. И, как ни странно, на этот раз им удалось ее отыскать! Они провели несколько месяцев, измеряя, фотографируя и описывая все, что им удавалось найти. И в конце концов пришли к выводу, что ничего не понимают.

Когда я подбирал подходящее место для своего бизнеса, я ознакомился с материалами этой экспедиции. Я ведь должен был знать, что рассказывать о местных достопримечательностях туристам. Так вот, ученые честно признавались, что понятия не имеют, с чем они столкнулись. По их мнению, храм нельзя было отнести ни к одной из известных культур доколумбовой Америки. Рисунки и барельефы, обнаруженные в нем, похожи на искусно выполненную стилизацию под искусство древних майя, но все же таковой не являются. В отчете одного из специалистов даже промелькнула фраза о том, что весь этот храм следовало бы назвать подделкой, если бы только можно было представить, что кто-то оказался в состоянии ее изготовить. Да и кому бы такое могло прийти в голову? Подделки делают для того, чтобы продавать их туристам и коллекционерам. А кому продашь затерянную в сельве пирамиду? В храме не удалось обнаружить никаких остатков органики, по которым можно было бы хотя бы приблизительно определить возраст этого строения. А камни, как обычно, молчат о том, кто и когда их обрабатывал. В отчетах этих было много еще чего понаписано про несоответствие датировок, невозможность точной идентификации и атрибутики, о коррекции привязок к историческим реалиям… Как я понял, все исключительно ради того, чтобы, во-первых, как-то оправдать полное отсутствие каких-либо результатов трехмесячной работы, а во-вторых, сделать вывод о полнейшей бесперспективности продолжения изучения Храма Паука. Все специалисты, принимавшие участие в экспедиции, как один, соглашались с тем, что дальнейшее изучение храма не расширит наших знаний о том, как жили наши далекие предки. – Эстебан усмехнулся и покачал головой. – Я так полагаю, что эти ученые специалисты боялись, что Храм Паука может заставить их пересмотреть все существующие теории и концепции, в которые наша пирамида ну никак не желала вписываться.

Я, конечно, не специалист, но, на мой взгляд, в истории доколумбовой Америки слишком много непонятного и необъяснимого, чтобы вот так запросто отбрасывать то, что не вписывается в придуманную кем-то схему. История наших предков полна тайн, потому что от нее почти ничего не осталось. Руины заброшенных городов в джунглях, обломки и осколки. Жалкие крохи того величия, той уникальной культуры, что когда-то господствовала на этом континенте. Вы можете себе представить, что было бы сейчас вокруг нас, если бы пятьсот с лишним лет назад шхуны Колумба затонули где-нибудь посреди Атлантики?

– История не приемлет сослагательного наклонения, – выдал стандартную фразу Орсон. – Не приплыл Колумб – приплыл бы кто-нибудь другой. Хотя, если бы Южную Америку так же, как и Северную, присоединили к своим колониям не испанцы, а англичане…

– То потомки майя жили бы сейчас в резервациях, владели сетью казино и торговали сувенирами, – закончил Брейгель.

– Все бывшие английские колонии ныне процветают! – заявил Орсон.

– Ну, разве что только Гонконг, – снисходительно улыбнулся Брейгель.

– Мы несли народам культуру!

– А им это было нужно?

– Откуда они могли знать, что им нужно, если они понятия не имели, что такое культура?

– Ну, кончай, Док, – поморщился Брейгель. – Надоело уже слышать эту дребедень про бремя белого человека.

– Ты сам, конечно же, бывал в Храме Паука? – обратился к Эстебану Осипов, тем самым положив конец спору фламандца с англичанином.

– Бывал, и не раз, – подтвердил индеец.

– Он действительно заметно отличается от других известных храмов?

– Несомненно. Хотя… – Эстебан задумчиво почесал пальцем висок. – Я бы не сказал, что это уж такие явные, бросающиеся в глаза отличия. Внешне это такая же пирамида, как и те, что я видел в других местах. А насчет рисунков – мне трудно судить, насколько они соответствуют представлениям специалистов о том, что умели и хотели рисовать наши предки. Орнаменты из похожих на восьмиконечные свастики пауков действительно выглядят необычно, но не настолько, чтобы с уверенностью заявлять, что это сделали не индейцы майя. Необычной мне кажется организация внутреннего пространства пирамиды. Жертвенник, расположенный на самом верху, тоже выглядит необычно. Я бы сказал, что он больше похож не на жертвенный, а на обеденный стол, вокруг которого можно расставить стульчики и запросто перекусить с приятелями. Внутри пирамиды три яруса с лестничными переходами с одного на другой. И множество переходов, коридоров, маленьких комнаток и альковов. Удивительно то, что царит в них не тьма, а лишь легкий полумрак, как ранним вечером в саду. Свет проникает в пирамиду через потайные проемы, невидимые снаружи. Совершенно определенно, все эти помещения носили какой-то ритуальный характер. Но для чего именно они предназначались? – Эстебан с озадаченным видом пожал плечами. – В них нет ничего, абсолютно ничего, кроме вырезанных на камнях рисунков. И еще – вот только не смейтесь, – всякий раз, когда я попадаю внутрь этой пирамиды, мне кажется, что она стала другой.

– В каком смысле? – спросил Камохин.

– Мне кажется – конечно, только кажется, хотя я и не пойму, как и почему это происходит, – что расположение переходов и комнаток становится несколько иным. Что рисунки на стенах, которые в прошлый раз находились рядом, теперь оказались в разных концах… В общем, чертовщина какая-то!

Эстебан улыбнулся и налил себе кофе. Уже почти остывшего, но все такого же ароматного и вкусного.

Квестерам же то, о чем рассказывал Эстебан, вовсе не казалось чертовщиной. Скорее даже наоборот, напоминало о чем-то хорошо знакомом.

– Я слышал, что в некоторых греческих храмах межу плит просачивался природный газ, из-за чего у находящихся в храме людей возникали видения. – Эстебан отпил кофе. – Может быть, здесь происходит то же самое?