Ее обвинение направлено на подрыв авторитета Карлоса. Но у Свенсона больше оснований не верить ей, чем своему помощнику.

Человек с Кипра повернулся к Свенсону.

— Я вас понял. Отправлюсь немедленно. Через двое суток Хантера не будет в живых. Даю слово.

Свенсон опустил взгляд вниз, в лабораторию. Сотрудники сгрудились вокруг трех компьютеров, работают с информацией, полученной Карлосом от того же Хантера: на экранах цепочки цифр.

Свенсон оценил риски. Во-первых, его планы обнаружат. Это маловероятно, ведь все так тщательно продумано… Начинается гонка с временем.

Второй существенный риск в том, что ни его люди, ни Моника, ни ее папаша не выйдут на антивирус вовремя. Этот риск приемлем. Его имя всплыло, обнаружение операций — вопрос времени. Не успеет — будет догнивать остаток жизни в тюрьме. Или смерть. Второе предпочтительнее.

— Я немедленно проведу все необходимые консультации. Выйдете на связь сразу после устранения Хантера. Уведите ее!

Том уставился на монитор электронного микроскопа. Вот они перед ним, маленькие клеточки зловещего штамма Рейзон. Он пытался представить себе, как эти крохи атакуют человечество. С виду им и блохи-то не одолеть. Выглядели они как лунный посадочный модуль «Аполлона», с выставленными в стороны ногами-подпорками, которыми упираются в клетку хозяина.

— Это и есть штамм Рейзон?

— Да, — ответил Питер. — Выглядит безобидно, правда?

— На машину похожа. И мутация сохраняется при понижении температуры?

— К несчастью, да. Что весьма необычно. Правила не предусматривают проверки вакцин при таких высоких температурах. Никто не мог бы предположить возможности мутации при таком нагреве.

Том выпрямился. Жак де Рейзон стоял рядом с Карой и полудюжиной сотрудников лаборатории.

— А как вы узнали, на что способен этот вирус?

Питер глянул на Жака, тот кивнул.

— Покажите ему, Питер.

Питер подвел Тома к другому экрану.

— Мы моделируем поведение штамма. Еще совсем недавно построение такой модели заняло бы два года, но благодаря новым программам, разработанным в сотрудничестве с ДАРПА, срок этот сжался до нескольких часов.

Питер пробежался пальцами по клавиатуре, и экран ожил.

— Мы вводим генетическую сигнатуру вируса в модель — в данном случае человеческого организма — и компьютер имитирует развитие инфекции. И два месяца сжимаются в два часа.

— Выведите на большой экран, Питер, полюбуемся, — сказал де Рейзон.

Изображение появилось на настенном экране.

— Так… вот здесь.

Появилась выделенная клетка.

— Это нормальная клетка человеческой печени. На ее внешнюю оболочку воздействует штамм Рейзон, поступивший по кровеносной системе.

— Не вижу.

— Неудивительно: вирус мал, потому хорошо распространяется по воздуху. — Питер поднялся и показал на левую сторону клетки указкой. — Вот, видите мелкий вырост? Это и есть штамм Рейзон.

— Такая крошка? С трудом верится.

— Первый день, перед лизогенией.

— Гм… Сложновато. Могли бы вы объяснить, как, скажем, пятикласснику?

Питер улыбнулся.

— Постараюсь… Вирусы принципиально отличаются от клеток. Они не растут, не размножаются, как клетки. Вирус состоит из оболочки с кусочком ДНК. Что такое ДНК, знаете?

— «Рабочий чертеж для создания организма» и подобные трескучие обороты из телепередач.

— Неплохо. Так вот, эта ракушка, вирус, способна прикрепиться к клетке и впрыснуть свою ДНК внутрь. Как будто мелкая зловредная букашка. Чужая ДНК соединяется с ДНК клетки-хозяина, в данном случае, клетки печени, и вынуждает ее производить новые вирусные оболочки и соответствующие вирусные ДНК.

— Эта маленькая букашка… Можно подумать, она соображает.

— Можно сказать и так. Вирусы не растут, они оккупируют клетку хозяина и превращают ее в фабрику по производству вирусных оболочек, и процесс повторяется.

— Как Борг в «Стартреке».

— Можно сказать и так. Как Борг. Клетка погибает оттого, что продуцирует так много вирусных оболочек; она буквально взрывается. Это называется лизогения.

— Да, когда в школе проходили биологию, я это прозевал.

— Некоторые вирусы медлят, поджидают, как бы набираются сил перед атакой на организм, — продолжал Питер. — Это называется латентностью. Поначалу медлительный, вирус затем наверстывает упущенное, становится агрессивным, размножается лавинообразно, по экспоненте, разрушая тело за считанные дни. Вот, смотрите.

Питер вернулся к клавиатуре и ввел команду. Изображение на экране начало изменяться. Вирус внедрился в клетку хозяина, как скорпион. Клетка печени на глазах изменилась и лопнула.

— Лизогения, — пробормотал Томас.

— Совершенно верно.

Картина расширилась, подобный процесс повторился на множестве других клеток.

— Человеческое тело, атакованное таким образом, буквально разъедается изнутри.

Он снова нажал на клавиши, продемонстрировал процесс на клетках сердца, тоже истекшего кровью и развалившегося на глазах внимательно наблюдавшего Тома.

— Смертельный вирус, — вздохнул Питер.

— И… как долго?

— На основании этой модели — не более трех недель, чтобы набрать достаточную инерцию. Затем несколько дней, в зависимости от состояния организма.

Том повернулся к де Рейзону.

— Надеюсь, теперь-то мы понимаем друг друга?

— Да, конечно.

— Вы уже информировали ЦКЗ?

— Процесс оповещения идет. Но вы должны понять, мистер Хантер, это сценарий, а не кризис. Вне этой лаборатории штамм Рейзон не существует. И в природе возникнуть он не может.

— Это я понимаю. Но понимаю также, что есть некто, кто стремится обойти природу. И явно преуспеет в этом. Чтобы не опоздать, мы должны мобилизовать все силы, как будто кризис уже наступил. Надо остановить Свенсона, надо найти антивирус за неделю-другую.

— Невозможно.

— Это я уже слышал. — Том повернулся к Питеру. — Не хватает вычислительных мощностей?

— Не только. Два месяца — может быть, но никак не две недели.

Том поймал взгляд Кары. Знакомый взгляд. Опять все на него. Но сколько он может вытянуть?

— Если бы с нами была Моника, — продолжал Питер, — шансы бы увеличились. Она вмонтировала практически во все вакцины ключи на случай хищения или шпионажа. Как бы ключ к задней двери. Искусственно вводится посторонний вирус, нейтрализующий вакцину. Если ее ключ пережил мутацию, он убьет и штамм Свенсона.