тайны. Тайну трёх государей, тайну двух реликвий… Я ещё многого не знаю, но скоро узнаю даже без вашей помощи. А пока мне известно, что вы за неделю сделали то, чего Дефорж со своей командой не мог сделать несколько месяцев. – Суставы Шарлеманя хрустнули в последний раз. – Короче говоря, я намерен использовать ваши уникальные способности.

Молчание троицы нарушила Ева.

– Как долго вы намерены их использовать? – спросила она и Шарлемань ответил:

– Вечно.

Глава XLIV

«В мире, где за каждым охотится смерть, не может быть маленьких или больших решений. Здесь есть лишь решения, которые мы принимаем перед лицом своей неминуемой смерти».

Шарлемань цитировал эти слова Карлоса Кастанеды в своей книге, но решение за троицу принял сам и не оставил пленникам выбора. Как только Ева, Одинцов и Мунин без сознания были эвакуированы с яхты обратно в клинику, им ввели первую дозу препарата Cynops Rex. Все параметры, необходимые для выбора модификации, Шарлемань знал благодаря обследованию. А дальше началась череда интенсивных медицинских процедур, обещавших скорый эффект.

На фоне такого произвола померк фол последней надежды Дефоржа, который грозил троице смертью Клары. Теперь самих компаньонов расчётливо поставили в безвыходное положение.

– Ничего подобного, – возразил Шарлемань в ответ на упрёк Евы. – Из любой ситуации есть выход, просто не все варианты вас устраивают. Смотрите на это иначе. Другие готовы душу продать за бессмертие. Вам я его подарил – и ещё трачу время на уговоры. При этом вы в любой момент можете отказаться. Разве это не выбор?!

Мунин взглянул на него с ненавистью:

– Если мы откажемся, вы прекратите процедуры, а когда вирус начнёт нас убивать, не дадите вакцину.

– Вот здесь вы совершенно правы, – с иезуитской ухмылкой согласился Шарлемань. – Только выбор всё равно за вами. Я просто приму его к сведению.

Прагматику, замкнутому в герметичной капсуле собственной идеи, для баланса требовался обладатель открытого сознания. Шарлемань перебирал кандидатов на эту роль, когда возникли сразу трое, видящие мир с разных сторон и уникальным образом дополняющие друг друга. Это был подарок судьбы…

…и теперь оставалось ждать, пока пленники пройдут пять стадий принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, депрессию и смирение. Шарлемань рассчитывал, что путь не займёт много времени: бессмертие – слишком соблазнительная штука.

Отрицание и гнев представлялись учёному результатами естественного человеческого страха перед неизвестностью. Одно дело – рассуждать о жизни вечной, и совсем другое – внезапно её обрести. Но компаньоны быстро преодолеют шок и начнут привыкать к новому статусу, а Шарлемань лучше всех на свете знал, как такая привычка изменяет сознание.

Стадию торга он отрепетировал на других сотрудниках ещё до появления троицы. Все старались продать своё согласие за те или иные исключительные возможности. По мнению Шарлеманя, это была двойная глупость. С одной стороны, вечная жизнь исключительна сама по себе. С другой, в бесконечности содержится бесконечное число возможностей. Любых. Проблема в том, что человек неспособен адекватно представить своё место в мире даже лет через десять-пятнадцать, и уж тем более через сто или тысячу. Он просто переносит себя сегодняшнего в далёкое будущее, как в завтрашний день или в следующий год…

…и Шарлеманю это было только на руку. Он обещал исполнить всё, чего у него просили, потому что хорошо усвоил русскую присказку, слышанную от Кашина: «Обещать – не дать, а дураку радость». Циничный физик первым прошёл путь принятия неизбежного, которым шли сейчас трое новичков.

Понятно, как торговаться с каждым из них. Ева беременна – её подкупит гарантия безопасности ребёнка. Цена согласия Мунина – вакцина для девушки. С Одинцовым ясности пока нет, но и он – всего лишь человек со своими слабостями. Ему тоже придётся что-то пообещать, не проблема.

Депрессия, возникающая на четвёртом этапе вслед за торгом, всерьёз грозила только Мунину. Шарлемань рассчитывал, что Ева с Одинцовым сумеют встряхнуться сами и встряхнут историка. К тому же лучшее средство от депрессии – это глубокое погружение в море новых ощущений и новой информации. Троица должна была вынырнуть уже на пятой, последней стадии, осознанно приняв свою миссию.

Тем временем досье на компаньонов пополнялось. Каждый день Шарлемань получал новые подтверждения правильности выбора: эти разведчики – лучшие из всех возможных. Чутьё не подвело, а покойный Дефорж заслуживал благодарности за то, что заставил троицу показать себя в деле. Шарлемань оставался под впечатлением от боевых подвигов Одинцова, памяти Мунина и, конечно, от проницательности Евы, которая раскусила проблему с фанероном.

– Как вам это удалось? – поинтересовался он.

Ева ответила:

– Вы не математик и не привыкли к абстрактным понятиям. А мир – это система уравнений с колоссальным числом неизвестных. Её можно решать разными методами. Подстановку изучают в школе, почленное сложение или вычитание – в колледже; методы Гаусса и Крамера и обратная матрица – это, по-моему, из курса бакалавриата… Не важно. Каждый пользуется тем инструментом, которым владеет. Главное – ваша задача требует безошибочных решений. Вы умный человек и поняли, что не осилите такую систему без посторонней помощи…

Ева привела в пример случай с тремя неизвестными. Когда уравнение одно – решений бесконечно много: если определить значение одного неизвестного, два других могут иметь любые значения. Когда уравнений два, решений по-прежнему бесконечно много, но произвольным останется значение уже только одного неизвестного. А три уравнения с тремя неизвестными имеют единственное решение…

– …которое вам и нужно, – говорила Ева. – Вы рассуждали иначе, но пришли к тому же выводу. Любой фанерон, даже такой богатый и обширный, как ваш, задаёт определённую плоскость. В её пределах вы формировали систему, где число уравнений равнялось числу неизвестных и существовало единственное решение. Но то, что вы задумали, находится вне привычной плоскости, а там вы беспомощны. По-моему, очевидно, что вас это пугает.

Шарлемань был уязвлён и тем не менее слушал очень внимательно.

– Если так обстоит дело с любым фанероном, чем вы отличаетесь от меня? – спросил он.

– По отдельности – ничем. Но нас трое. И у нас принципиально разные плоскости. Можно сказать, они перпендикулярны друг другу, как оси координат.

– Икс, игрек, зет? Хм… Тогда понятно. Три измерения задают объём, и в его пространстве вы находите любые решения.

– Пространство многомерно, – для порядка уточнила Ева. – Но на бытовом уровне смысл примерно такой. А вы с Чэнь, Кашиным и остальными учёными существуете в одной плоскости. Даже если суммировать ваши фанероны – всё равно получится плоскость, пусть и с некоторой толщиной. Формально – тоже объём, но фактически – крайне ограниченный.

Обижаться было не на что, и Шарлемань заключил:

– Именно поэтому вы мне нужны. Говорят,