– А ты? – спросил Чань. – Расскажи теперь о твоих родителях.

– Да нечего особо говорить. Моя мать тоже была несчастной всю жизнь. А отец бросил ее, когда я родилась. Видишь, Чань, мы с тобой похожи. Сироты, рожденные в скверных семьях…

* * *

И настал момент, когда он снова оказался в ней, над ней. Глаза Мойры потемнели до черноты, и в них сверкнул вызов.

– Давай, – произнесла она глухим голосом, который вибрировал в горле, но шел откуда-то снизу, из глубины.

Взяла правую руку Чаня и положила себе на шею. Потом подняла лицо к потолку и резко запрокинула голову назад, открыв шею, подняв подбородок и приоткрыв рот. Она погружалась в глубины более мрачные и звала его за собой.

– Сожми, – предложила она.

– Что?

– Сожми. Ну, давай.

– Мойра…

Чань напрягся и нерешительно сжал ей сонные артерии, ощущая, как они пульсируют под пальцами. Сжал сначала слегка, потом сильнее.

– Да!

Она ликовала. Чань сжал посильнее и увидел, как вены на шее вздулись и приподняли кожу, а лицо Мойры побледнело. Пульс под пальцами стал слабеть. Он испугался и ослабил нажим.

– Нет, нет! Продолжай!

Чань вдруг осознал, что его собственное возбуждение возросло, и снова начал двигаться, повинуясь глубинным течениям и пульсациям: голосу желания.

Регина Лим выслушала рапорт Ройстона, не сказав ни слова.

– Вы уверены, что он был один?

– Да, – спокойно, с оттенком снисходительности, ответил сыщик. – Никто не пришел.

– Хорошо. А почему вы не дождались, пока он выйдет?

Она уловила легкое смущение.

– У меня были другие дела… Важные переговоры… Завтра я возобновлю слежку.

Там произнес объяснение таким тоном, словно пощечину влепил, сразу давая понять, что не выносит, когда кто-то сомневается в его работе. К такому тону часто прибегают либо люди некомпетентные, либо пофигисты. Начальница службы безопасности почувствовала, как в ней нарастает раздражение. Она и тех, и других терпеть не могла. «Так, значит, говоришь, важное дело, переговоры в субботу вечером?» Конечно, у этого желторотого просто было свидание. Но какой нравоучительный тон!

– Там, мелкий самодовольный придурок, вы за кого меня принимаете? И как вы думаете, за что я вам плачу? – взорвалась она.

На том конце провода молчали.

– Я запрещаю вам так со мной разговаривать, – наконец с холодным бешенством нанес он ответный удар. – Слышите? Я…

– Слушай меня внимательно, маленький грязный гаденыш! – рявкнула Регина Лим. – Прочисти уши! Тебе платят за работу. А значит, ты обязан выполнить ее максимально хорошо, понял? И найти того, кого мы ищем… Что подумает твое начальство, когда ему доложат, что на их блестящего Ройстона нельзя положиться? Шевели булками! Чтобы тотчас же был здесь!

Она отсоединилась. Подождала, пока схлынет ярость. Поразмыслила. Мойра отсутствовала несколько часов, оставив телефон дома, а молодой полицейский, который ведет расследование событий в Центре, сидел один в баре Гонконга. Это явно не было совпадением… Она была уверена, что этот придурок Там что-то проморгал. А эта мерзавка Мойра их предала – она либо уже сотрудничает с полицией, либо собирается. А может, в очередной раз в последний момент отказалась? Она не понимает, с кем задумала бодаться… Регина набрала еще один номер и долго слушала громкую музыку, пока не получила ответ.

– Да?

– Это Регина. Прошу прощения, что беспокою, но это срочно…

* * *

По комнате разливался неоновый свет с улицы. Разобранная постель хранила следы любовной борьбы. Маленькие конические груди Мойры были великолепны в своей неправильности. В серединке живота темной тенью обрисовывался пупок. А чуть пониже – другая тень, в чью шелковистую и жаркую влагу он погружался.

Сплетясь с Чанем ногами на смятых простынях, Мойра ласкала его пенис, снова раззадоренный и напряженный, потом обхватила ладонью яички. И вдруг, упершись коленями в матрас, погрузила его глубоко в себя и задвигалась, то ускоряясь, то замедляясь, поощряя, заводя, возбуждая, угождая, приказывая, доводя до исступления… Нетерпеливо, нервозно, разгоряченно – до самого момента, когда почувствовала приближение оргазма, и он взорвался таким облаком сладострастия, что разум помутился.

Мойра закричала. Сжала пенис всеми мускулами, ощущая каждый его спазм. Дрожала и всхлипывала. А потом, будто кто-то отключил их друг от друга, рухнула на него. Ее грудь и затылок, спина и бедра были влажны от пота.

* * *

– Мойра? – прошептал он.

– Что?

– Пора.

Настала тишина, и каждый все еще не перестал наслаждаться близостью другого.

– А я не могу остаться здесь? Только на эту ночь…

Лежа щекой на груди Чаня и волосами щекоча ему подбородок, она подняла к нему лицо. Он тоже посмотрел на нее, оторвав голову от подушки. У него изменилось лицо; теперь перед ней был совсем другой человек. Почти неузнаваемый. Страстный и ненасытный, весь во власти инстинктов. Однако разум все-таки взял верх.

– Нет, тебе не следует уходить из дома на всю ночь, это может привлечь внимание.

Он взглянул на будильник на ночном столике. Без двадцати час ночи. Она обняла его.

– Пора идти, Мойра.

Чань нежно оторвал ее от себя и сел нагишом на краю кровати. В зыбком неоновом свете она залюбовалась его широкой спиной и плечами, мускулистыми бедрами и тонкой талией. Чань взял телефон, быстро что-то сказал по-кантонски и повернулся к ней.

– Такси через пять минут придет на Олд-Бейли-стрит. – Это была та улица, на которую выводил узкий проход между домами. – Водитель дождется, пока ты войдешь в дом, а потом напротив дома будет постоянно дежурить полицейская машина без опознавательных знаков. Так пойдет?

Мойра кивнула, а губы ее сложились в недовольную гримасу. Чань встал, прошел в крошечную кухню, открыл ящик стола и вытащил оттуда маленький телефон.

– Что это?

– Я уже забил туда свой телефон и телефон нашего суперинтенданта. Код семнадцать восемьдесят девять. В экстренном случае отключай свой телефон и планшет и звони с этого.

Мойра сначала собиралась улыбнуться, но потом напряглась. Неужели ситуация настолько критична? Она наклонилась и поцеловала его долгим поцелуем.

– С этого момента ты больше не рискуешь. Если почувствуешь, что ты в опасности, звони по этому телефону, и тебе помогут.

Она кивнула, хотя внутри у нее все сжалось, быстро привела себя в порядок, оделась, пригладила рукой волосы и завязала их узлом. Потом приникла к Чаню. Ей так не хотелось снова выходить на улицу, в ночь, не хотелось возвращаться в свою пустую квартиру! Заснуть бы в его объятиях, в его постели до рассвета… Хоть раз, проснувшись с первыми лучами солнца, почувствовать, что рядом кто-то есть… Сколько же времени в ее постели не было мужчины? Сколько времени ее жизнь была соединена с одиночеством?