К счастью, она не заперта, и я вхожу. Чесс следует на шаг позади, между ее прямыми бровями образуется крошечная морщинка.

— Мы не будем заниматься здесь сексом, — говорит она. — Это было бы клише.

— Хотел бы сказать, что у меня есть идея получше. Но мы оба знаем, что я готов заняться сексом везде, где захочешь.

Моя шутка терпит неудачу, пока Чесс в темноте прогуливается по комнате. Света едва хватает, чтобы разглядеть ее затемненную фигуру и блеск в глазах, когда она поворачивается ко мне.

— Тогда зачем мы здесь?

— Между нами что-то происходит, — выпаливаю я. — С тех пор как мы приехали сюда, все как-то не так.

Чесс идет обратно ко мне, пока не попадает под свет уличных фонарей, установленных по обе стороны от входа в домик у бассейна.

— Я тоже это чувствую. 

 — Тогда поговори со мной.

Чесс устало вздыхает.

— Не знаю, с чего начать.

Сердце колотится в горле, но я не отступаю.

— Начни сначала.

Девушка медленно качает головой, словно пытаясь прийти в себя.

— Финн, ты мой лучший друг, но…

— Нет, не так, — отрезаю я.

Чесс изумленно смотрит на меня.

— Не так, — повторяет она раздраженно.

Хочу поцеловать ее. Но сдерживаюсь. Едва.

— У меня уже есть лучший друг. Джейк.

Ее тонкие ноздри раздуваются.

— Прекрасно. Тогда Джеймс — мой.

— Знаю. — Делаю шаг ближе.

— Ну, рада, что мы это выяснили, — усмехается она. — Болван.

Я ухмыляюсь, что реально ее бесит. Игнорирую это и делаю еще шаг.

— Я знаю, что Джейк — мой лучший друг, потому что не хочу его трахнуть.

— К счастью для Джейка, — бормочет она, глядя на меня снизу вверх.

— Я не скучаю по нему, как только он исчезает из поля моего зрения, — добавляю я.

Она прищуривается, с растущим замешательством взгляд мечется по моему лицу.

Я так близко, что кончики ее грудей касаются моей груди, когда мы оба делаем вдох.

— Я не чувствую потребности обнять его, видеть его, просто чтобы знать, что он в порядке, ему хорошо и комфортно, прежде чем смогу расслабиться сам.

Гнев в ее глазах сменяется чем-то более мягким.

Касаюсь изгиба ее подбородка, проводя большим пальцем по нижней губе.

— Мы не лучшие друзья, Чесс. Мы — нечто большее. Ты — всё для меня. Причина, по которой я просыпаюсь каждый день.

Она тает передо мной.

— Финн…

Скольжу рукой к ее затылку, и крепко обхватываю его.

— Так что не надо кормить меня «мы лучшие друзья» дерьмом, и пытаться этим оттолкнуть.

Чесс замирает, вздернув подбородок в упрямом сопротивлении. Неужели она думает, что я слепой?

— Ты не сделаешь этого, прикрываясь дружбой.

Она дергает головой назад, пытаясь освободиться. Я не позволяю. Держу её бережно, но твердо.

Ее взгляд полон ярости.

— Отпусти меня, Финн.

Не могу. Это разобьет мне сердце.

— Поговори со мной, — хриплю я.

Холодной рукой она обхватывает мое запястье.

— Я слышала все, что он сказал.

Чувство вины заставляет вздрогнуть.

— Послушай, Норт…

— Прав. — Ее голос мягкий, но настойчивый. И это словно удар под дых.

— Он думает, что прав.

Чесс хмурится.

— Знаешь, сколько раз я слышала, как Джеймс ворчал, что один из его любимых спортсменов становится лузером, потому что потерял хватку, ввязавшись в отношения?

— Хочешь сказать, что я теперь лузер? — в голове грохочет, заглушая пульсацию в висках.

— Я хочу сказать, что, помимо грубого и женоненавистнического высказывания о женах игроков в процессе разговора, слова Норта не лишены смысла. И ты это знаешь.

Стук в голове усиливается. Горечь жжет горло.

— Я не могу бороться с тобой, Чесс. Мне нужно, чтобы ты была на моей стороне.

— Я на твоей стороне. — Она тянется, чтобы коснуться моей щеки, но останавливается. — Просто мне кажется, если мы немного притормозим…

— Гребанный ад. Заканчивай со своей чертовой логикой и послушай меня! — швыряю бутылку в стену, и она разбивается вдребезги. Чесс вздрагивает, когда я поворачиваюсь к ней. — Я держусь на волоске. На чертовой ниточке. А ты либо пытаешься покончить с нашими отношениями с помощью разговора о детях, которых мы можем хотеть, а можем и нет, либо ведешь себя как проклятый жертвенный агнец на алтаре футбола! Ты хочешь, чтобы я предпочел тебе футбол? Это все?

В ответ она моргает блестящими глазами.

— Нет. Тебе не нужно выбирать.

— Тогда не делай из этого выбор.

— Думаешь, мне было легко услышать все это? — огрызается она. – Зная при этом, что моё присутствие в твоей жизни значительно усложнит тебе путь к успеху?

— Твоя вера в мои способности вселяет надежду, Чесс. Воистину, чертовски вдохновляет.

— Черт возьми, Финн, дело не в моей вере в тебя, а в отсутствии веры в себя. Я — плохая ставка!

— И все же, я поставил бы на тебя все свои деньги, — кричу я. – В одно мгновение. Но ты не сделаешь того же ради меня.

Девушка вздрагивает, но ее упрямый подбородок по-прежнему тверд. Словно она всё ещё полна решимости следовать своей цели.

— Финн…

— Нет. — Я отступаю, поднимая руки, отгораживаясь от неё. — Знаешь, что? Я хочу, чтобы ты уехала. Соглашайся на работу в Нью-Йорке, оставайся там и найди себя. Потому что, Норт прав. Это и так слишком тяжело. Начиная отношения с сомнений, мы просто обречены на провал.

Чесс просто смотрит на меня, застыв на месте, я жду отрицания, жду, что она скажет, что я ошибаюсь. Медленно, она начинает дышать, грудь с усилием поднимается и опускается. Ее ярость нарастает, и это прекрасное зрелище. Взгляд одновременно полон справедливости и осуждения, и он направлен на меня.

— Ладно, я уеду. Но позволь сказать тебе вот что. — Голос становится все тверже. — Мои родители всегда следовали зову сердца. Никогда не останавливались, чтобы обдумать или предусмотреть последствия своих действий. Ни разу. Чувства и эмоции всегда преобладали над логикой и разумом. И, угадай что? Меня оставили за бортом. — С глухим звуком она ударяет маленьким кулачком себя в грудь. — Я страдала. Ни разу они не задумались о том, как их действия отразятся на мне.

Чесс быстро моргает, и голос снова меняется,