– Боже, Георгий Петрович, зачем вы, как обычно, так прямолинейны, – с укоризной заметила она.

– Я говорю правду! И называю белое белым, а черное черным! Я вырос в горах и не понимаю этих всех полунамеков и недосказанностей. Я говорю как есть! И хочу, чтобы и ты была честна со мной, Софико! Что ты мучаешь меня своими холодными фразами? Скажи, ты любишь меня или нет?

– Я не имею права любить вас, – воскликнула она несчастно.

– Софико, хватит всех этих ужасных слов! Я совсем запутался! Ты измучила меня! Скажи мне всю правду, Софико! Отчего ты поехала в Грузию? Почему выдавала себя за Бутурлину и отчего не призналась во всем раньше? А более скажи, любила ли ты меня когда-нибудь вообще? И если любила, как ты могла так жестко поступить со мной и уехать, ничего не сказав? Или я совсем безразличен тебе?

– Это долго рассказывать, – прошептала она.

– Ничего, я никуда не тороплюсь.

– Георгий Петрович, зачем вы настаиваете? Ведь после того как я расскажу вам все, вы сами не захотите меня видеть.

– Рассказывай, – властно вымолвил Асатиани, нахмурившись. – А я уж сам решу после, захочу или нет.

Софья вздохнула, ощущая, что сама просто жаждет рассказать Амиру все. Она так давно хотела ему поведать всю правду, и еще в Имеретии. Тогда она не решилась на это. Но теперь терять ей было уже нечего. И уж потом, если он уедет один, она поймет. Софья отошла от молодого человека и присела на кровать отца. Чуть отвернув от Асатиани лицо, она устремила нервный взор на свои руки. Амир тут же приблизился и замер над ней, оставшись стоять чуть сбоку и темным взором созерцая ее прелестный профиль.

– Когда-то давно, когда еще была жива моя матушка, мы были богаты, – начала свой рассказ Софья. – Наши родители очень любили нас с братом, баловали и ни в чем не отказывали. Но потом все изменилось. Матушка умерла. Отец с горя начал пить и играть в карты. Он вмиг промотал все наше состояние и задолжал Бутурлину большие деньги. Граф угрожал, что бросит отца в долговую тюрьму. Но мне удалось умилостивить его своими слезами. Бутурлин предложил мне отрабатывать долг отца в качестве горничной в его доме. Я согласилась. Но тогда я не знала всех мотивов графа. Однако вскоре Бутурлин начал предлагать мне стать его содержанкой. Я отказывалась. Он начал угрожать мне, что уморит моего отца за решеткой в тюрьме, если я не буду покладиста.

– Но твой отец, он что же, не мог заступиться за тебя, Софико? – возмутился Амир в сердцах, ощущая, что от ее слов в его рту появилась горечь.

– Нет. Батюшке было все равно. Он к тому времени стал горьким пьяницей. А у меня на руках еще был маленький брат Илюша. Я не знала, что мне делать. Именно в это время графиня Елена должна была поехать в Грузию, чтобы выйти замуж за князя Асатиани. Но Елена любила другого. Именно она заставила меня выдать себя за нее. И, назвавшись ее именем, ехать в Имеретию. А сама Елена отправилась со своим возлюбленным в Париж. Я не хотела в Грузию. Правда не хотела. Но графиня угрожала, что выгонит на улицу Илюшу! А отца отправит в долговую тюрьму! И я скрепя сердце согласилась, к тому же у меня был повод отделаться от домогательств ее отца. Так я оказалась в Имеретии.

– Но отчего ты не призналась мне во всем? – спросил Амир напряженно. – Отчего столько времени скрывала от меня всю правду?

– Я не могла. Я боялась за отца и брата. К тому же позже, когда выяснилось, что вы настоящий князь Асатиани, поняла, что я бедная горничная и недостойна вас. Я боялась того, что вы узнаете правду и возненавидите меня.

– Да что это за понятия твои, достойна или недостойна?! Меня это уже просто доводит до бешенства! – выпалил молодой человек. – Позволь мне самому решать, кто достоин меня, а кто нет! Поверь, я сужу о достоинстве людей не по богатству и блеску! Ты должна была это уже понять, Софико! Чистое сердце, нежная душа и любящая дева для меня достойнее, чем утопающая в деньгах развязная дамочка!

Софья лишь на краткий миг подняла на него прелестный взор, словно желая удостовериться в истинности его фраз. Ибо от слов Амира по ее сердцу разлился целительный бальзам. Молодой человек замолчал, видя, что она более не говорит, и добавил уже тише:

– Прости, Софико, я перебил тебя. Продолжай, прошу…

– В октябре я получила письмо от Елены. Она велела мне немедленно ехать домой. Ее бросил возлюбленный, так и не женившись на ней, и она требовала, чтобы я поссорилась с Серго, ибо она не знала о его смерти, и приехала обратно в Петербург. Я колебалась несколько недель…

– Я помню, все последние недели ты словно была не в себе! Постоянные твои слезы украдкой! Думаешь, я не видел их? Я все прекрасно видел. Но боялся думать о том, отчего ты несчастна. Я подозревал, что ты совсем не любишь меня и оттого плачешь и не хочешь за меня замуж.

– Это было не так. Я хотела за вас замуж, ибо вы были мне дороги, – пролепетала Софья.

– Я рад слышать это, Софико… – произнес Амир тихо и, не удержавшись, провел рукой по ее волосам.

– А затем пришла Тамина, – продолжала Софья, вздохнув. – И после разговора с ней я осознала, что должна непременно возвращаться. Я уехала. По приезде в Петербург Елена нажаловалась отцу, что ей было плохо в Грузии. К тому же Серго Асатиани убили. Бутурлин испугался за нее. И позволил ей остаться. Вот и вся моя история.

Амир молчал, наверное, минуту и вдруг произнес:

– Из всего твоего рассказа я понял, что эта Бутурлина и впрямь развратна, как я и предполагал, уж больно она гадко и плотоядно смотрела на меня теперь! Надо же, у нее совсем нет стыда, раз она отправилась со своим любовником тайком в Париж. К тому же подло заставила свою горничную ехать вместо себя! Просто неслыханная гнусность! Да и отец ей под стать. Старый паскудник! Из слов твоего брата я понял, что он и теперь, после твоего возвращения, домогался тебя? Так, Софико?

– Мне трудно говорить об этом, – пролепетала смущенно