Имеретии Бутурлин превратился в настоящую проблему для Софьи. Если раньше он только намеками пытался склонить ее к близости, то теперь начал бесцеремонно внаглую домогаться ее, совершенно не стесняясь своих гнусных намерений. Софья пыталась избегать его, но граф лишь злился и постоянно угрожал. Вчера вечером он в приказном тоне велел ей ночью прийти в его комнату, но Софья, хоть и опасалась его гнева, все равно не пошла.

– Я неважно себя чувствовала, – попыталась оправдаться она.

Бутурлин, тут же взбеленившись, пророкотал ей прямо в лицо:

– Пятую ночь подряд?! Ты все врешь, неблагодарная девчонка! Я столько сделал для тебя и для твоего отца, а ты все упрямишься? Предупреждаю, что мое терпение на исходе!

– Прошу вас, Дмитрий Егорович, я правда плохо себя чувствовала. Как только смогу, я непременно приду к вам, – соврала она тихо, пытаясь выгадать хотя бы пару дней.

Бутурлин вдруг стиснул рукой ее стан и прижал Софью к своему толстому телу, страстно выдохнув:

– Обещаю тебе, прелестница моя, что, если будешь ласкова со мной, я озолочу тебя. А позже, когда разрешишься от бремени, я ведь и жениться могу на тебе. Уж больно ты мне по сердцу, яхонтовая…

Его губы уже припечатались к ее щеке, и Софья ощутила отвращение.

– Прошу вас, Дмитрий Егорович, мне надо вниз, – залепетала она.

– Даю тебе неделю, чтобы одумалась. Но, если не станешь моей к концу января, тогда убирайся из моего дома вместе со своим братом! Ты поняла? Так что хорошенько подумай. И советую тебе в течение этой недели прийти ко мне в спальню! – выпалил Бутурлин и, отпустив молодую женщину из своих рук, развернулся и пошел в сторону гостевых спален.

Устало прислонившись к стене, Софья обреченно и несчастно посмотрела вслед Бутурлину и ощутила, что не сможет отдаться графу, ведь при одной мысли об этом ее сердце болезненно сжималось от омерзения. Именно в этот миг она осознала, что надо бежать из этого дома и из Петербурга. Взять с собой Илюшу и уехать хоть куда-нибудь, только чтобы не видеть всех этих людей. Она решила, что сегодня же вечером пойдет к отцу и попробует уговорить его бежать из столицы и от долгов. Но на поддержку отца Софья мало рассчитывала, ибо уже не раз предлагала ему уехать. Замятин отказывался, говоря, что готов сесть и в тюрьму за долги, ибо его жизнь давно уже кончена.

Оттого Софья решила поговорить с отцом в последний раз, и если Николай Александрович вновь откажется, то они уедут одни с Илюшей. И она наконец избавится от гнусной мерзкой помощи Бутурлина, ибо его любовницей она никогда не станет. Лучше будет голодать. И если Замятину наплевать на них с братом, ибо Николай Александрович даже не мог преодолеть свою пагубную привычку ради них, то и она более не будет переживать за отца. Теперь главными в ее жизни будут ее малыш и брат Илюша. Именно они заслуживали ее жертв и любви, и она сделает все, чтобы выжить вместе с ними. У нее еще было время до конца месяца, чтобы найти немного денег и место для проживания. Софья уже давно думала о своей троюродной тетке по отцовской линии, которая жила в далеком Тобольске. Возможно, к ней они могли бы поехать. Но последний раз она видела тетку еще в детстве и смутно представляла, где она живет. Надо было спросить точно у отца ее адрес.

Не мешкая, Софья спустилась в кухню, но не нашла там брата. Уже поднявшись по черной лестнице для слуг на второй этаж, она заметила, что здесь, в просторном коридоре, несколько горничных и лакеев толпились у большого окна, смотря наружу и что-то громко обсуждая. Среди них был и Илюша. Молодая женщина быстро приблизилась к мальчику и воскликнула:

– Ах, вот ты где, братец! Я тебя ищу по всему дому.

Она подошла ближе и невольно услышала возглас одной из горничных:

– Какая у них одежда чудная!

– И не говори, Дуняша, – ответил один из лакеев. – Похожи вроде на грузин.

Услышав это, Софья невольно обернулась к окну и тут же приникла лицом к стеклу чуть выше над головой Илюши. Она увидела во дворе кавалькаду из десятка всадников в темных подбитых мехом черкесках и мохнатых шапках. Девушка вмиг похолодела, отметив одеяния мужчин, которые были ей так хорошо знакомы. Дикая шальная мысль о том, что это люди Георгия Асатиани, пронзила ее сознание.

– Дак Софья была вместе с Еленой Дмитриевной на Кавказе, – заметила одна из горничных, оборачиваясь к ней. – И она наверняка нам скажет, похожи ли всадники на грузин?

Но Софья молчала и лишь дикими глазами смотрела на улицу, отметив, что один из всадников в этот миг, спешившись, поднялся на парадное крыльцо. Через мгновение снизу послышались голоса. Софья стремительно приблизилась к парапету лестницы второго этажа и отметила, что внизу в парадной находится высокий мужчина в черной подбитой мехом черкеске.

Дворецкий почтительно спросил у вошедшего, как о нем доложить. Вмиг узнав в широкоплечем грузине Амира Асатиани, Софья инстинктивно отпрянула от лестницы, чтобы он нечаянно не заметил ее. Ее сердце забилось дикими глухими ударами, и она ощутила, что ей не хватает воздуха. Да, Софья опасалась того, что Амир может приехать в Петербург разыскивать ее. Ибо, как сказала княгиня, ему нужен был ее ребенок. Но все же она надеялась, что Верико Ивлиановне удастся уговорить его этого не делать.

Ошарашенно заметавшись, Софья запаниковала, и к ней пришло единственное верное, по ее мнению, решение – немедленно бежать из столицы, скрыться от Асатиани, пока он не узнал, кто она на самом деле, и не смог забрать у нее ребенка. Она быстро схватила брата за рукав и чуть отвела его в сторону, чтобы их не услышали другие слуги.

– Илюша, мне надо немедленно сходить к отцу! Пойдем со мной, – глухо нервно произнесла Софья.

– Нет, я не хочу сейчас, сестрица. Эти странные военные в темных одеждах такие интересные! – воскликнул вдруг мальчик. – Я хочу рассмотреть их ближе, можно я выйду на улицу?

– Нет! – воскликнула Софья в истерике. – Не надо туда ходить!

– Но сестрица, чего ты боишься?

– Илюша, эти люди, они опасны! – произнесла она тихо. – Мне надо немедленно уйти, пока он не увидел меня.

– Кто? – поинтересовался мальчик.

– Тот человек, что теперь в парадной, он приехал за