Запрета на касания нет… но есть нерушимая граница между нами и остальными живыми. И всегда будет.

– А что если живые сами желают приблизиться?

– Бывает и такое. Редко.

Хэфер кивнул своим мыслям и твёрдо сказал:

– Я желаю.

– Я не совсем… понимаю…

Осознав вдруг, что его хвост впервые за долгое время чуть подёргивается от волнения, царевич усилием воли заставил тело не выдавать свои чувства. Он много раз представлял, как бы осуществить это, но всё никак не решался. Произошедшее несколько дней назад дало ему понять, что он не располагал сокровищем времени. Стало быть, и хрупкую мечту откладывать было нельзя, потому что для её воплощения, возможно, просто не будет больше подходящего момента.

Медленно Хэфер положил лук у своих ног, а потом снял широкую повязку, удерживавшую его волосы, чтобы те не падали на лицо.

– Только ли видеть тебя мне запрещено? – спросил он. – Я не стану нарушать данного слова – даже случайно.

С этими словами он крепко завязал себе глаза.

– Это не требуется. Я верю тебе, – мягко сказала жрица. – За всё это время, сколько бы мы ни беседовали, сколько бы ни бродили вместе, ты ни разу не попробовал обернуться. Твоё слово осталось крепко́, и я благодарна тебе.

– Но сегодня я, пожалуй, решусь на одну дерзость… Ответь, разве мне действительно придётся ждать смерти, чтобы почувствовать твои руки? Это несправедливо.

Она снова потрясённо замолчала. Отступать уже было слишком поздно, да и мост, протянувшийся меж ними, теперь был намного крепче, чем в ту ночь, когда он поймал её за руку. Это воспоминание казалось уже таким далёким. Сегодня Хэфер мог позволить себе сказать правду.

– Обними меня… хотя бы раз, – попросил он.

Напряжённо царевич вслушивался в тишину. Мелкий песок зашелестел под её ногами, когда жрица прошла немного и остановилась в нескольких шагах от него. Сердце Хэфера невольно забилось сильнее. Чего ему стоило, ориентируясь только по слуху, поймать её? Но радости в этом было бы едва ли не меньше, чем в том, чтобы приказать ей открыться.

– Это – не приказ Эмхет, – мягко заверил её Хэфер. – Это – просьба, которая, надеюсь, не оскорбит тебя.

– Наследник Императора может получить любую женщину в пределах Таур-Дуат, и почти любая почтёт это за честь. Разве нет? – уточнила она осторожно и немного насмешливо.

– Почти – вот это верно, – тихо рассмеялся царевич. – Но разве так уж о многом я прошу тебя?

– Противостоять просьбе порой сложнее, чем приказу, особенно если сердце просит о том же… Но я ведь знаю: я не должна даже быть здесь, так близко от тебя.

– Должна, если сама того желаешь.

– Обещай, что не попытаешься дотронуться до меня в ответ, царевич Эмхет, – попросила она с непонятной ему горечью.

Это было сложно… но ему пришлось подчиниться. Хэфер вздохнул и кивнул.

– Обещаю, жрица. Сейчас не попытаюсь, – уточнил он и коснулся груди в древнем жесте клятвы, а потом опустил руки.

В мягком сумраке сомкнутых век его слух и ощущения обострились. Он чувствовал лёгкий ветер, долетавший до внутреннего двора из храмовой рощи. Его обоняние улавливало запах акаций. И сама жрица пахла акациями и благовониями, но не теми, которыми умащали себя женщины при дворе, а теми, что использовались в святилищах для жертв Богам.

Он слышал, как жрица сделала ещё пару томительно-медленных шагов, слышал шелест её одежд и тихое позвякивание амулетов. Кожей он почувствовал её тепло рядом даже прежде, чем она протянула к нему руки…

А потом её ладони легли на его плечи в бесконечно родном касании, которое он подсознательно помнил, и которое, казалось, всегда знал. Кровь в его новом теле вдруг вскипела непокорным огнём, точно не было изнеможения, не было умирания. Хэфер сжал кулаки так сильно, что когти впились в ладони. Лишь бы только сдержать своё обещание! Он усмирил своё стремление, успокоил своё дыхание. Всё его восприятие сузилось до ощущения рук, нежно и неуверенно скользивших по его плечам. У музыки, возвращавшей его и исцелявшей, были именно такие касания – теперь он вспомнил.

Жрица вдруг крепко обняла его и уткнулась лицом в его спину. Хэфер замер от радости… но потом почувствовал её слёзы.

– Почему? – прошептал он.

Она только покачала головой и прижалась к нему сильнее, а потом отстранилась и отступила на несколько шагов.

– Подожди, – сказал царевич, поворачиваясь к жрице, и протянул руку туда, где она только что стояла. – Почему нельзя ни увидеть тебя, ни коснуться? Каким бы ни было твоё воплощение, я знаю, что для меня не будет прекраснее. Сними с меня обещание, жрица. Позволь мне, и ты сама увидишь…

Снова шелест одежд и один неуверенный шаг. Хэфер вздрогнул, когда она повторила его давний жест и легко коснулась губами его ладони. Как хотелось ему быть ближе к ней, воплотить переплетение их душ хотя бы в одном единственном настоящем объятии!.. Так близко, и…

… жрица сбежала. Царевич выждал немного, а потом развязал глаза и посмотрел на то место, где она только что стояла. Во внутреннем дворе с ним остался только священный пёс.

Хэфер прижал к губам ладонь, точно впитывая поцелуй жрицы. Потом он рыкнул, разгневанный своим бессилием, и в порыве ярости одно за другим метнул в мишень несколько тренировочных копий, стоявших поблизости. Через несколько мгновений Хэфер, хоть и с трудом, но всё же смог овладеть собой.

Так или иначе, сегодня он получил то, о чём мечтал. Больше он не мог позволить себе эту священную радость и этот благословенный покой. Что бы ни говорил Перкау, пора было возвращаться в Апет-Сут, если только он не хотел подставить всех их под удар – и принявшую его общину, и свою жрицу… и отца, и народ.

Пёс-патриарх, точно почуяв его мысли, навострил уши и посмотрел на Хэфера, как тому показалось, скорее понимающе, чем осуждающе.

– Сразиться с неведомым врагом проще, чем с собственным сердцем, – сказал ему царевич. – Пришло время вспомнить о долге. Посмотрим, что Боги раскроют обо мне Верховному Жрецу…

Глава 18

4-й месяц Сезона Всходов

Души были мирами, полными бесценных сокровищ, – отражением созданной Богами Вселенной с её тысячами преломлений. Каждый миг познания наполнял сердце восхищением творения, трепетом перед непознаваемой бесконечностью, перед горизонтами, которые ни одно воображение не в силах было охватить. Но его душа… Нет, Тэра не могла сказать, что канула в его мире, потому что не теряла себя, но обретала, познавала в новом качестве. Её собственная душа начинала петь неведомой доселе музыкой, иной, чем пробуждало в ней служение… И