Потом дождался, пока полковник обозначит поклон головой и выйдет из кабинета. Перевел взгляд на Ивана и задорно так подмигнул:

– Времени мало, Ваня. Так что давай к твоим записям. Отчего писано тобой без цифр? Иль счету не обучен?

– Так откуда же мне те цифры ведать, цесаревич? Я ведь не в Податном приказе служу.

– А нет приказа. Подати собираются разными приказами да сводятся потом у казначея.

– Ну так говорю же, баловство это одно, – убежденно произнес Иван.

– Может, и баловство. Да только мысль-то дельная. Правильная мысль. Вот в чем дело, Ваня, ты цифр нужных не ведал, а я не поленился, проехался вчера в Москву да погонял там дьяков в хвост и в гриву. И знаешь что получилось, после того как я те циферки разложил по твоим записям?

– Предполагаю. Убыток казне.

– Ошибаешься, десятник. Вот тут ты закладываешь целую тысячу дьяков и писцов для исправной работы Податного приказа. Предлагаешь положить им жалованье, сравнимое с таковым у капитанов и сержантов. Почитай, целый полк. Кстати, чего их так много-то?

– Так ведь я не ведаю, сколько в Московском царстве уездов, цесаревич. Вот и закладывал как можно больше.

– Чудной ты. Но даже в этом случае казне против сегодняшнего прибыток в семьдесят тысяч рублей выходит.

Иван даже опешил. Признаться, ничего подобного он не ожидал. По всему должно было выйти меньше. Пусть он предлагал привести в порядок подворные записи. Ведь чтобы уйти от налогов, народ и дворяне огораживали забором с одними воротами и по десятку дворов. Дворы же как раз по воротам и считались. Сыновья не торопились отделяться от родителей, проживая несколькими семьями друг у друга на головах в буквальном смысле этого слова.

Иван предлагал разделить эти дворы. Выделить отдельные семьи, оставив с родителями только старших сыновей. Местная Фемида очень даже влезала в такие вопросы. Так отчего бы этим не воспользоваться.

Но ведь по выкладкам Ивана налоговое бремя на людей должно было значительно снизиться. Из народа тянули последние жилы, и подданные едва сводили концы с концами. О каком развитии могла идти речь при таких условиях? Не помирали с голоду, и слава богу. Да и голодные годы случались не так чтобы и редко.

– Коли вышел прибыток, цесаревич, значит, я ошибся, и нужно подать еще убавить. Так чтобы податной сбор был меньше сегодняшнего, – покачал головой Иван.

– Убавить? Ты нашел возможность пополнить казну, улучшить контроль и предлагаешь убавить подать. Зачем? – искренне удивился цесаревич.

– Затем, что, потеряв сегодня, казна приобретет завтра. Чем больше будет крепких хозяйств, чем богаче будет народ, тем больше станет себе позволять. И весь образовавшийся недобор на подворной подати казна с лихвой восполнит хоть на том же акцизе, – вновь забывшись, увлекся Иван.

Оно бы смекнуть, что цесаревич уже не столько заинтересован, сколько недоволен. Но куда там. Он неделю горел этой темой, корпел над ней, ломал голову. А потому его, что говорится, понесло.

– И когда это будет? – хмуро уточнил Николай.

– Я так думаю, прибыток пойдет не ранее чем через пять лет.

– Эка. И как же тогда быть с убытками от твоих предложений по торговле, заводам и мануфактурам? Тут-то они явные. А как циферки подставишь, так и вовсе за голову схватиться хочется.

– А принять те убытки как меньшее зло, цесаревич? – решительно произнес Иван. – Тем паче что казна сумеет их все восполнить. А вместе с тем, пока суд да дело, поднимутся и крестьяне, и купцы с заводчиками да мануфактурщики воспрянут. И повезут они в Китай да на Каспий свои товары. А там, глядишь, и Европу заинтересуют не только наши сало, воск, кожи да пушнина, но и товары заводские да мануфактурные.

– И как казна восполнит те убытки? – вздернул бровь цесаревич.

– Так золотом, что я сыскал. Елизар сказывал, что если народу будет в достатке, то его там можно и на полмиллиона рублей добывать.

– Я читал отчет по экспедиции, батюшка давал. И прибыток там обещается поболее. Золото это, конечно, хорошо. Да только не верится, что несколько сотен человек сумеют за полгода добыть треть московской казны.

– Даже не сомневайся, цесаревич. Если только государь сумеет те места удержать.

– Стрелецкий полк туда отправится и семьи крестьянские для закладки городков. Тысяча душ мужеского полу.

Ого! Это серьезный такой подход. Интересно, Елизар уже в курсе, какая головная боль его ожидает не далее как в конце мая – начале июня? Вряд ли. Раньше чем месяца через два ему вестей из Москвы не получить.

– Если так, цесаревич, то ладно будет.

– Значит, возможно. Семьсот пятьдесят тысяч, как пишет Елизар. Хм. Тридцать полков постоянного войска на эти деньги содержать можно. – Глаза Николая загорелись азартом.

– Цесаревич, коль скоро ты заинтересовался моими записями, то я так разумею, те деньги все же лучше употребить на реформы. А уж лет через десять можно будет содержать постоянное войско, куда большее по числу.

– Настолько уверен в своих расчетах? – испытующе посмотрел на десятника наследник престола.

– Не был бы уверен, не говорил бы. Но ведь и уверенный в собственной правоте порой ошибается, хотя и сам о том не подозревает.

– Твоя правда. А мы посидим с тобой вечерами, посчитаем да поглядим, как можно все сделать по-умному. Нас же никто не подгоняет. Ты как, Иван, готов уделить мне свое время?

– Готов, цесаревич.

Еще бы он не готов. Нет, дело тут вовсе не в том, что есть возможность воплотить в жизнь идею, которой Иван не на шутку загорелся. Оно, конечно, хотелось утереть нос Ирине, которая столь пренебрежительно отнеслась к его способностям и знаниям. Но главным побуждающим мотивом выступил все же сам цесаревич. Ну как тут откажешь наследнику престола, который ввиду плохого самочувствия батюшки очень скоро может стать государем? Разве что серьезно приболеть на голову.

– Вот и ладно, – вполне дружелюбно и даже с удовлетворением произнес цесаревич.

Потом посмотрел на Ивана внимательным взглядом, словно что-то решая для себя, и наконец спросил:

– А что это ты не спрашиваешь, как обстоят дела с дознанием по поводу покушения на великую княгиню?

– Да кто же я такой, чтобы вопрошать у тебя, цесаревич? Мое дело было поймать душегубов. И я это сделал справно. Остальное уж до меня касательства не имеет, – ничуть не лукавя, ответил десятник.

– И не интересно? – с прищуром глянул наследник.

– Да как же не интересно-то, цесаревич, – согласился Иван.

При этом он силился понять, что тут происходит и к чему это с ним вообще завели беседу на эту тему. Для подобных разговоров он никто и звать его никак. Любовник Ирины Васильевны? Вот пусть она ему и рассказывает. Не посчитала нужным? Знать, не его ума дело.