на стороне анархистов и социал-революционных бригад POUM[567], уничтоженных сталинистами и франкистами. Те, кто остался во Франции, голодают, они в полной растерянности. Из донесения фашистского шпиона Сончелли явствует, что в июне 1937 года швейцарская секция партии обратилась с посланием к товарищу Балабановой, «умоляя ее принять участие, вопреки ее воле, в съезде максималистской партии, так как на нем придется принимать важные решения. Швейцарская секция выступает против сотрудничества с коммунистами, пока те не прекратят нападки на Балабанову и товарища Консани»[568]. Анжелике совсем не хочется возвращаться. Ее товарищи чувствуют себя брошенными. Тот же Мариани, который во Франции исполняет обязанности секретаря, эмигрировавшего в США, признается, что «от нее ждали гораздо большего»[569]. Несправедливое замечание, возможно, продиктованное отчаянием.

В европейском аду взоры дуче по-прежнему устремлены на Анжелику. Последняя информация о ней приходит в Рим от Консани, обвиненного коммунистами в шпионаже. Она датирована 22 ноября 1937 года и поступила из Лондона. Номер 51 пишет, что он получил письмо от Балабановой. Она рада известию, что он переехал в Англию: «Таким образом ты укрылся от мести сталинистов». Она советует ему остаться в Англии и быть «очень настороже, потому что такие убийцы способны на все». Она говорит, что ей очень жаль партию и товарищей, которые «вновь осиротели»: «Кто знает, увидимся ли мы еще, в такие-то времена!». Но она больше не хочет возвращаться во Францию, «потому что там она слишком много страдала»[570].

Немногие социалисты, все еще держащие флаг ИСП, не имеют денег даже на то, чтобы встречаться в кафе Caffè dei Due Emisferi. Они изредка выпускают номера Avanti! где теперь рядом с заголовком красуются знаменитые высказывания Маркса, Ленина и Балабановой. В номере от 4 апреля 1937 года есть такое: «Путь один, мы несем свой крест, и его невозможно сократить ни остановками, ни передышками. Цель у нас одна. Нет никого более одинокого, чем мы, на трудном пути к торжеству социализма. Вперед, товарищи, с ИСП за ИСП!»[571] Но, несмотря на все невзгоды, внутренняя борьба не прекращается, подпитываемая в основном фашистскими шпионами. Главный ее вдохновитель – все тот же Консани. На съезде 1937 года он вносит предложение, поддержанное письмом Балабановой, против прокоммунистической фракции Семераро-Бачигалупи. А в Avanti! он печатает ответ газете коммунистов Il Grido del Popolo, которая неоднократно предупреждала социалистов о том, что у них на груди пригрелась змея. Консани защищается, называя противников «презренными пропагандистами». И пишет, что в газете Avanti! которая благодаря ему «в полном порядке», никогда не публиковались «шпионы, пойманные с поличным, признавшиеся бандиты и обычные головорезы, чьи имена ему известны, а также вся их деятельность, о которой он готов написать, если кому-нибудь доставит это удовольствие»[572].

Ничего не подозревающая Балабанова в восторге от того, как Консани справился с нападками коммунистов, и пишет ему письмо с похвалой «энергии, с которой Консани служит партии»: «Я считаю, что это очень уместно, именно сейчас, когда против нее ведется ожесточенная борьба». Тем временем Консани хвастается главе политической полиции Микеланджело Ди Стефано, что ему удалось установить контроль над тем, что осталось от бедной и разбитой максималистской партии. Он передает ему список членов партии и их контакты с оставшимися в Италии антифашистами. Среди членов партии и Анжелика Балабанова, все еще числящаяся по адресу: рю-Бломе, 78, где «в настоящее время не проживает»[573].

В июне на съезде победило течение, к которому принадлежала Балабанова. Назначается его руководство: Анжелика Балабанова (директор Avanti! и секретарь партии) и Мариани (политический секретарь). В административной комиссии – три шпиона: Талатин, Консани и Делаи. Фракция Семераро и Бачигалупи перешла на сторону ХДП[574] Италии. Максималистская группа окончательно упразднена. Опасаясь мести коммунистов, Консани уезжает в Лондон. Из Нью-Йорка Анжелика посылает двадцать долларов для Avanti!. Через несколько месяцев – еще десять: это последний взнос. В сообщении за подписью Франко говорится, что «деятельность партии почти полностью приостановлена»[575].

1938 год. Адольф Гитлер вторгается в Австрию. Муссолини принимает расистские законы и связывает свою судьбу со страшной нацистской Германией. Те, кто может, бегут в США или Францию, но даже здесь атмосфера накалена. Максималисты боятся, что их архивы будут разграблены, и уничтожают всю документацию. Списки членов и товарищей, оставшихся в Италии в подполье, отправляются Балабановой, которая будет служить центром связи.

В эти дни решается судьба миллионов людей. В 1939 году, после вторжения нацистов в Польшу, Берлин и Москва подписывают пакт о ненападении, что вызывает недовольство и возмущение итальянских социалистов, вступивших в союз с коммунистами в рамках антифашистского фронта. Балабанова, можно сказать, предвидела это. Очень бурно реагирует Сарагат[576], а Ненни пишет для Il Nuovo Avanti довольно мягкую статью о КПИ, которая сразу же вступила в союз со Сталиным[577]. Это стоит ему поста директора газеты. Модильяни даже хочет его выгнать, но на его защиту встают Сарагат и Бруно Буоцци. Хотя Ненни и проголосовал против, новая исполнительная группа социалистов утвердила документ, в котором говорилось о «моральной несовместимости» с итальянскими коммунистами, являющихся «ополчением на службе у русского государства, которых удерживает вместе либо фанатизм, либо коррупция». С КПИ «невозможно заключить какой-либо договор, основанный на доброй воле договаривающихся сторон, заключить какой-либо союз, так как она может в любой момент изменить своим обязательствам и даже перейти в стан врага, если получит приказ из Москвы»[578].

Именно это и предсказывала Балабанова с 1920-х годов. Она писала в книге «Моя жизнь – борьба» о риске, которому подвергался дух международного социализма:

Этот дух могут убить те самые, кто проповедовал и, казалось, олицетворял его. Ситуация, которая созрела в России за последние несколько лет создала ему такую угрозу, какую не смог создать фашизм. Ростки этой ситуации вынудили меня покинуть Россию менее чем через пять лет после моего возвращения в нее в 1917 году и порвать все отношения с ее руководителями[579].

Балабанова видит, что она была права, но это не доставляет ей радости. Не только максималисты уходят со сцены. Социалисты-реформисты тоже вынуждены приостановить политическую деятельность во Франции. Они решают передать полномочия руководства в Швейцарскую федерацию, где в 1941 году был создан политический центр, возглавляемый Иньяцио Силоне[580] и финансируемый итало-американским профсоюзным деятелем Луиджи Антонини, с целью противостоять коммунистической гегемонии в оставшемся антифашистском движении. Из Нью-Йорка Анжелика наблюдает за трагическим отступлением европейского социалистического движения. Ее небольшая максималистская партия спускает красный флаг. Прекращается издание Avanti!. Война охватывает весь Старый континент. Германия вторгается в