И это только начало трагедии: худшее еще впереди – в ноябре 1939 года наступает «Хрустальная ночь», за ней – Холокост. Рим следует политическому курсу Берлина и принимает расистские законы: начинается исход итальянских евреев. Среди них и Маргарита Сарфатти, бывшая любовница дуче, которую он отдалил, а потом прогнал: вокруг много других, более молодых женщин, ему не до престарелой Маргариты. Синьора Грассини – прошлое, она напоминает ему о возрасте, и это заставляет его чувствовать себя старым, а старение вызывает у Бенито тревогу. Теперь близость с ней вызывает у него отвращение, и ей закрыт вход в Палаццо Венеция[561]. Муза некогда молодого редактора Avanti! вытеснившая Анжелику Балабанову, утонченная вдохновительница стольких политических и культурных битв, последовавшая за Муссолини в Марше на Рим, теперь не нужна. Она еврейка, ей пятьдесят восемь лет. У Бенито уже два года роман с девушкой двадцати шести лет, Клареттой Петаччи[562]. Сарфатти понимает, что фашизм охвачен вирусом антисемитизма. Евреев исключают из фашистской партии, в списке уже есть и ее имя, ее, одной из основательниц партии. Маргарита бежит в Париж с драгоценностями и пачкой любовных писем от Муссолини. Она посещает самые шикарные салоны, например – Коко Шанель и Кокто, но ее цель – Соединенные Штаты, где она уже была в 1934 году.

Это была успешная поездка. Газеты говорили о ней как о подруге дуче, представительнице величайшего социального эксперимента современной эпохи – фашизма. В 1938 году Маргарита снова уехала в Америку, но прием был уже не тот, что четырьмя годами ранее. Имидж Муссолини среди американцев (но не среди итальянцев) рухнул из-за расистских законов, союза с Гитлером и жестоких нацистских погромов. В Европе ощущалось веяние войны, которое очень беспокоило вашингтонскую администрацию: гражданская война в Испании – лишь предвестие того, что произойдет вскоре после этого.

Все помнят, что Сарфатти – фашистка первого призыва, но она умелый манипулятор: теперь она утверждает, что подвергалась политическим преследованиям, что Муссолини изменил и продался немцам. Часть еврейской общины верит в это и организует Маргарите несколько лекций в университетах и колледжах. Балабанова в ярости, она возмущена приемом, оказанным давней сопернице. Она пишет Сальвемини, предлагая ему подписать обращение-обвинение, в котором будет сказано, что Сарфатти выставляет себя жертвой фашизма. Но профессор из Мольфетты отвечает, что это ничего не даст: все скажут, что это просто свара между итальянцами. Гораздо лучше мобилизовать на это группу евреев и американцев: «Если что, мы, итальянцы, могли бы вмешаться позже, чтобы подтвердить своими показаниями обвинения в ее адрес»[563].

Кампания против Маргариты удалась. Американские власти посчитали ее персоной нон грата и не стали продлевать ей вид на жительство. Сарфатти переехала сначала в Монтевидео, а затем в Буэнос-Айрес, где прожила до 1947 года. Наконец она вернулась в Италию и продолжила писать о своем прошлом и об Анжелике, «истеричке», «грязной уродке-калмычке с бесформенным телом», но при этом «революционерке, изумительно красноречивой и говорящей на шести или семи языках»: «Когда она говорила, у вас загоралось сердце, и вы смотрели на ее лицо. На котором только и видно было, что пылающие огнем глаза, то ли от энтузиазма, то ли от негодования. Для нее не существовало золотой середины». Маргарита признает, что была «недальновидна», когда недооценила силу и мужество Балабановой.

Это наше время романтических и трагических событий приведет ее в Италию, когда она снова бежит – из сталинской России, чтобы возглавить здесь поход социализма против коммунизма. Это она-то, экстремистка! <…> Худенькая восьмидесятилетняя старушка, на шумном митинге спокойно заявила коммунистам: «Вы напрасно шумите, я решила говорить и буду говорить»[564].

В 1938 году издательство Harper and Brothers выпустило автобиографию Анжелики «Моя жизнь – борьба». Однако ей пришлось ждать 1943 года, чтобы опубликовать свои стихи[565]. Анжелика не возлагала больших надежд на продажи этих стихов. Зато она ожидала успеха своих воспоминаний, которого не случилось. Книга оказалась провальной. Очень мало американцев откликнулось на «пропаганду» антифашистов, а итало-американцев и того меньше. Анжелика вынуждена была искать деньги и снова обратилась к Карлу Шлоссбергу. Письмо очень жалостливое, написанное от чистого сердца.

Дорогой товарищ,

вспомни, что на нашей последней встрече я просила тебя о помощи и ты обещал помочь мне… помочь нашему движению.

Мне, конечно, не надо тебе объяснять, ради чего я жила и боролась и ради чего я живу и борюсь до сих пор. Ты это прекрасно знаешь. Мне также не нужно объяснять тебе, как мне больно, что мою книгу не читают те, для кого я ее писала. Конечно, я прекрасно понимаю причину отсутствия интереса, но я также понимаю, что цена книги слишком высока, чтобы рабочие могли ее себе позволить. Это обстоятельство не зависит от моей воли и над ним я не властна. С другой стороны, новая шовинистическая волна, связанная с «успехом» Муссолини, представляет собой большую опасность для итальянских рабочих организаций. Поэтому было бы особенно полезно, чтобы члены профсоюзов ознакомились с правдивой информацией, содержащейся в книге «Моя жизнь – борьба». Неизвестно, удастся ли позже выпустить более дешевый вариант книги, когда нынешний будет распродан!

Я написала Антонини и переписывалась с Ромуальди. В результате Совет решил приобрести несколько экземпляров и рекомендовать их своим участникам. Прошу тебя, окажи содействие в этом же направлении!

Это еще не все. Мне, конечно, не нужно рассказывать, насколько велик мой личный вклад и приверженность итальянскому социалистическому движению и эмигрантам независимо от их происхождения. Но мои возможности, конечно, очень ограничены. Я остаюсь борцом и нонконформистом, но это не приносит финансового успеха. Я пишу, чтобы спросить тебя, есть ли надежда на то, что Итальянская социалистическая партия, партия, которая не идет на компромиссы и героически борется против шовинистического окружения и предательства партий Второго и Третьего Интернационала, может получить финансовую поддержку. Необходимость такой помощи появилась на прошлой неделе, когда я поняла, что не смогу своими силами спасти тех, кто вынужден уехать.

Мои товарищи предприняли необходимые шаги для Avanti! и для партии. И никто в своих письмах, подтверждающих эти экстренные решения, не упоминает о своих личных проблемах. Ни один из них! Только лишь из чувства ответственности и солидарности обращаюсь я к тебе с неофициальным письмом[566].

Глава двадцать четвертая

Максималисты сворачивают деятельность

Многие из итальянских товарищей, оказавшихся в черной дыре, которой стала Европа, находятся на фронте гражданской войны в Испании. Максималисты Балабановой выступают