От собственного крика, ворвавшегося в мой сон, подскакиваю на кровати в ворохе одеял. Вцепляюсь пальцами в спутанные волосы и пытаюсь отдышаться. Сердце бешено колотится в груди, рискуя пробить грудную клетку и выскочить. А еще болит. Очень сильно ноет, словно сжато в тиски, а легкие с трудом перекачивают воздух, которого мне отчаянно не хватает.

Хватаюсь за горло, которое саднит. Мне словно перекрыли кислород, и я не могу вдохнуть полной грудью.

– Макс… – шепчу испуганно, когда провожу ладошкой по щеке и понимаю, что… плачу. Слезы градом катятся из глаз. А изнутри разрывает от непонятной мне тревоги за Гая. Его лицо стоит перед глазами, и меня захлестывает странное и очень плохое предчувствие. Такое сильное, что накрывает паника и страх. Страшные и неконтролируемые.

Я кричала во сне. Громко, звук собственного голоса до сих пор в ушах стоит.

Выбираюсь из-под одеяла и хватаю с полки мобильный. Действуя на каких-то странных инстинктах, на негнущихся ногах бреду в ванную комнату. Меня трясет. Словно температура зашкаливает, а руки холодные. И самой мне холодной и плохо. И страшно…

Мне нужен Гай. Будь он здесь – такого бы не случилось. Мне бы не снились такие ужасы. Он бы обнял меня и гладил по голове, пока эта истерика не прекратилась, шептал бы смешные глупости и целовал своими горячими, родными губами.

Зачем-то закрываю дверь в ванную в абсолютно пустом, надежно охраняемом доме и, сполоснув лицо ледяной водой, сажусь на холодный кафельный пол.

Вдох-выдох.

Трясущимися пальцами набираю номер любимого, который помню уже наизусть и жду. Секунда, две, три, и короткие гудки, словно абонент занят.

– Макс, ответь же… – прикрываю ладошкой рот и тихонько плачу, потому что ломает. Ужасно ломает, и я не могу понять, что это за паническая атака и почему в голове так навязчиво бьется мысль: услышать голос Макса.

Снова время и снова короткие гудки. И так раз за разом, пока мне не говорят, что “абонент недоступен”. Откидываю тяжелую голову на стену и закрываю глаза. Надо успокоиться, прийти в себя. Глупости какие-то удумала и реву.

Это просто сон.

Плохой сон, который, к слову, я даже не помню. Помню только, что было темно, страшно, и пустота была… а потом – крик, и я проснулась.

Спокойно, Кати! Это твои расшалившиеся нервы и буйная фантазия, беременность и гормоны. Макс спит. Просто спит и не слышит. Утром перезвонит. Обязательно.

* * *

Паршивая ночь выливается в тяжелое утро, когда все валится из рук, и я элементарно не могу вспомнить, что собиралась надеть.

К чему было это странное ночное происшествие, я так и не поняла. И что со мной произошло, тоже. Но уснуть в эту ночь я так и не смогла. Утром, пока собиралась на работу, попробовала еще пару раз набрать Максу, но его телефон был выключен. Всю дорогу до офиса, что шла пешком, молча корила себя за излишнюю эмоциональность. Но страх потерять его после всего казался смертельным.

Весь день в офисе идет из рук вон плохо. Все валится из рук, ничего не клеится. То и дело набираю номер Гая, но абонент недоступен. Я уже начинаю переживать не по-детски и понимать, что ночная паническая атака – это были только цветочки. Ягодки начались сейчас, когда прошло чуть меньше суток, а мой будущий муж молчит сам и не отвечает на мои звонки.

К слову, Алия, которая могла бы что-то знать о Гаевском, тоже молчит и не отвечает. А я уже с десяток раз попыталась набрать ей, чтобы скинула номер мужа. Тщетно…

К концу рабочего дня, когда состояние неизвестности начало просто душить, я не выдержала.

Сгребаю со стола мобильный с сумкой и, хлопнув дверью, сообщаю помощнице, что сегодня уже не вернусь, и собираюсь перейти через дорогу в соседний бизнес-центр. Разузнать в офисе Гаевского, может, неполадки какие, и хоть там он объявился.

Но оказавшись на улице, останавливаюсь, когда телефон оживает: звонок с незнакомого номера.

– Макс?! – отвечаю на вызов и выпаливаю в трубку, моля всех богов, чтобы это был он. Но нет.

– Катерина? – режет слух знакомый женский голос, а меня аж передергивает.

– Я кладу трубку, – уже тянусь к кнопке сброса, когда меня останавливают следующие слова:

– Макс с тобой?

– Если ты снова решила попробовать сыграть в свою мерзкую игру, Кристина, не надейся! Я не поверю тебе ни на секунду, ясно? Всего хорошего, – надо же, голос не дрожит, несмотря на внутреннее состояние, и только просыпается отчаянное желание найти и свернуть шею бывшей помощнице за все то, что они с моим придурошным бывшим провернули.

– Нет, я звоню не поэтому, а чтобы предупредить.

– О чем предупредить?

– Я, может, и стерва, но не убийца, ясно? – шипит девушка, а у меня внутри от ее слов все стремительно покрывается ледяной коркой.

– Что это значит? – выходит хрипло, а в теле резко просыпается такая слабость, что приходится сесть на ближайшую лавочку. – О чем ты говоришь? Убийца?

– Я ничего не знаю, правда. Говорю тебе честно, но мне очень не понравилась фраза, брошенная твоим Ромашкой, когда мы встретились вчера днем.

Я сижу и боюсь вдохнуть, опасаюсь даже шелохнуться, страшусь услышать дальнейшие ее слова.

– Ч-ч-что за фраза?

– Что-то вроде “я с ним уже все решил”. Это он мне выпалил, когда зашел разговор о Максе. Еще раз повторю, я, может, и хотела отомстить, но смерти ему я точно не желала! – в сердцах кричит в трубку гадина, а меня начинает шатать, как пьяную.

Спокойно, Кати. Вдох – выдох. Это еще ничего не значит!

Но мой мозг просто отключается и отказывается что-либо понимать.

– Он ужасно зол, что ты ушла к Гаевскому, – продолжает Кристина добивать. – Он последнее время вообще не адекватен, Кати. Его поперли из клуба, с ним разорвали контракт, и ему чудом удалось отмазаться от тюрьмы. Говорят, имели место запрещенные вещества. Его такое состояние меня пугает. Рома может вытворить все, что угодно!

Я молчу и только киваю, потому что сил сказать что-то, попросту нет.

Что за злой рок? Что за карма? Только в нашей жизни все стало налаживаться и вот опять… черная полоса не отпускает. Она идет по пятам и ищет возможности, где бы еще ударить, да так, чтобы побольней.

Мне нельзя нервничать и волноваться, но оставаться спокойной я попросту не могу. Меня колотит, и с каждой минутой все сильней охватывает паника.

Я не могу потерять Макса! Я не могу потерять отца своего