Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Братья у вас были? А сестры? Неужели никого? – допытывалась Индия. – В детстве у вас была собака? И кошек не было? А волнистый попугайчик? – Разочарованная молчанием Сида, она вздохнула. – Так нечестно! В больнице вы просили говорить с вами, и я говорила. Теперь я прошу рассказать о себе, а вы отказываетесь. – Индии показалось, что она знает причину его молчания. – Вы сердитесь на меня, да? Я прошу прощения. Пожалуйста, не сердитесь.
– Я и не сержусь. Просто не люблю рассказывать о себе.
– Я же чувствую, что обидела вас. Там, в участке. Вы пытались мне помочь и помогли, а я ответила вам черной неблагодарностью. Представляю, как взбесился бы Фредди, если бы мой снимок попал в газеты. Я у вас в долгу, мистер Мэлоун.
– Называйте меня Сидом. И совсем вы у меня не в долгу. Взаимная плата.
– Не понимаю.
– Вы спасли меня. Теперь я спас вас. Мы квиты.
– Да. Конечно. Квиты.
Ему почудилось или он уловил в ее голосе оттенок разочарования? Раздумывать об этом Сиду было некогда. Земля впереди шевелилась. Не сама по себе. Как скрыть это от Индии? Проблема, казавшаяся неразрешимой, вдруг разрешилась сама собой. Фитиль в лампе ярко вспыхнул и погас. Наступила кромешная тьма.
– Вы же не впервые здесь идете? Пожалуйста, скажите, что знаете выход. Пожалуйста. – Голос Индии звучал совсем жалобно.
– Выход я знаю. Только впереди будет… некоторое препятствие. Большая… лужа. И глубокая. Лучше, если я перенесу вас через нее.
Индия ответила не сразу.
– Там ведь не лужа, правда?
Сид не ответил на ее вопрос, сказав:
– Держите лампу, а я буду держать вас. Готовы?
– А если вернуться назад?
– Готов поспорить на любую сумму, что Девлин дожидается за дверью дома Салли.
– Тогда вперед. Я готова.
Подхватывая Индию на руки, он случайно задел ее ягодицы.
– Извините, – пробормотал он.
– Ничего страшного. В темноте не видно.
Наконец он поднял Индию. Она была совсем легкой. Казалось, он держит на руках не женщину, а ребенка. Индия обхватила его за шею, и Сид невольно вдыхал ее запахи: лаванду, крахмал и пот.
– Когда минуем лужу, останется совсем немного, – успокоил Индию Сид.
– Сид, поговорите со мной. Пожалуйста. Расскажите что-нибудь. Что угодно. Вы же когда-то были мальчишкой. Чем занимались? В какие игры играли? В баскетбол? В ножички? В крокет?
– Да, в Ист-Энде только и играть в крокет. Уличные булыжники отлично заменяют ровное поле.
– Но были же у вас какие-то занятия.
– Я любил сидеть у реки, – помолчав, сказал Сид. – Со своим па. И с сестрой. Па знал названия всех судов. Рассказывал нам, кто их строил, куда они плавали и какие товары привозили. Кое-что он приносил домой. По правде сказать, воровал, когда управляющий складом отвернется. Чай приносил. Мускатные орехи. Палочки корицы.
Он продолжал говорить, надеясь, что его голос заглушает писки и крысиную возню. Это и была так называемая лужа. Сид старался не наступать на крыс, но они сами лезли под ноги. Должно быть, это самое крупное крысиное поселение в Лондоне. Хорошо, что его тяжелые башмаки не прокусить.
– Боже, я чую их запах, – сказала Индия. – Их здесь десятки? Или сотни?
Она крепче обняла Сида за шею. Он чувствовал, как дрожат ее руки. Голова Индии упиралась ему в грудь. Он прижался щекой к ее макушке.
– Почти выбрались. Теперь совсем скоро.
Ему не хотелось, чтобы их путь закончился. Остаться бы с невесомой Индией на руках, которая нуждается в его силе и поддержке. А он будет идти и идти. Прочь из этого жестокого города, прочь из своей жестокой жизни. Сиду хотелось идти с ней всю ночь, пока не наступит прекрасное солнечное утро. И тогда бы они уселись где-нибудь на берегу, у самой воды. Там, где соленый ветер унесет зловоние грехов и море отмоет его дочиста.
Желание было безумным, и Сид быстро прогнал все мысли, но продолжал нести Индию на руках, хотя крысы остались позади. Он нес ее до самого конца туннеля и только там опустил на землю.
– Где-то здесь должен быть лаз.
Он стал ощупывать стены. Бывали моменты, когда он сматывался второпях, без всякого фонаря, и тогда лаз приходилось искать ощупью. Сид помнил, что здешний лаз напоминал щель. Наконец его пальцы нащупали нишу, вырытую в плотной лондонской глине. Он пригнулся и вполз. Голова ударилась о что-то жесткое и круглое. Бочка. Сид отодвинул ее, и в проход хлынул яркий свет. Сид потащил за собой Индию.
– Где это мы? – спросила она, щурясь на газовый свет.
– В подвале «Нищего слепца». Это паб на Уайтчепел-роуд, – ответил Сид, возвращая бочку на место.
Взглянув на лоб Индии, он поморщился.
– В чем дело?
Сид достал носовой платок и приложил к открывшейся ране на виске. Платок покраснел от крови.
– Кто лечит врачей? – тихо спросил он.
– Пустяки, – сказала Индия, прижимая платок к ране.
– Вы не ответили на вопрос.
– Врачей лечат другие врачи, – устало ответила она.
– А когда вы в последний раз ели? – спросил Сид.
У нее и сейчас дрожали руки. Под глазами темнели круги.
– Не помню. Кажется, в субботу утром.
Более суток назад, поскольку сейчас был вечер воскресенья.
– Идемте наверх. Я угощу вас ужином.
– Нет. Я и так доставила вам хлопот. Я сейчас возьму кеб…
– …и по пути домой потеряете сознание. Кучер оберет вас подчистую. Прежде чем ехать, нужно подкрепиться.
– Уговорили, доктор Мэлоун. Идемте ужинать, – сдалась Индия.
Они поднялись в зал. Пока Индия приводила себя в порядок, насколько это было возможно, Сид отыскал столик в углу. Он заказал пинту портера и две порции пюре с камберлендскими сосисками. Индия пыталась отказаться от пива в пользу чая, но Сид не позволил.
– Чай вам сейчас бесполезен. Пейте портер.
Она слабела с каждой минутой. Нужно срочно ее покормить, иначе она свалится со стула. Сид намеренно выбрал место поближе к камину, где потрескивали поленья. Смеркалось. Вечер обещал быть прохладным. Сид надеялся, что тепло пойдет ей на пользу. Принесли пиво. Индия сделала осторожный глоток, а следом – несколько больших и жадных. Потом поставила кружку на стол, смущенно оглядевшись по сторонам. Темнота, сблизившая ее с Сидом в туннеле, слова, произносимые легко и свободно… все куда-то исчезло, сменившись неловким молчанием. Индия заговорила первой:
– Спасибо за пиво. И за то, что привели меня сюда. Так приятно сидеть.
– Лихая ночка была?
– Ужасно.