передать через это прикосновение как можно больше тепла. Он замолчал, замерев, глаза его были расширены.

Они сидели так долго. Иногда по телу Ника пробегала судорога боли, но он не шевелился, словно боялся, что этот момент испарится. Кристиан видела по его лицу, как он страдал физически; видела она это и по огромному количеству шрамов от операций, и по слабому пиканью датчиков.

Она знала, что не простит себе ни то, ни другое решение.

– Ты все еще хочешь этого?

Спросила она тихо, держа его руку.

– Да, – так же тихо ответил он. – Мне недолго осталось, и я устал страдать.

Кристиан взяла в руки шприц. Пальцы дрожали, и ей стоило огромного труда не уронить его; она медленно подала его Нику. Тот посмотрел на нее с благодарностью, которую она не раз будет видеть в ночных кошмарах.

– А теперь я выполню свою часть сделки…

– Нет, я не буду! Он убьет меня, прямо как ее, понимаете?

Мэгги Милтон на другом конце провода заливалась слезами.

– Нам нужны ваши показания, мисс Меган. Без вас мы не сможем его задержать. Этому человеку не место на свободе.

– Вы не сможете его задержать, он из чего угодно выпутается. А потом он убьет меня за то, что давала против него показания. Я не хочу закончить, как Лия!

– У нас есть программа защиты свидетелей. Только вы можете нам помочь. Только вы знаете правду.

– Мне страшно…

– Всем страшно. Все боятся, потому что у него есть деньги и власть. Но мы должны прекратить это.

Он сидел на кровати, медленно перебирая в руках таблетки, словно игрушку-антистресс. Круг сужался, и страх безотрывно поселился в его сознании.

Он вздрогнул, когда смартфон в кармане завибрировал. На экране высветилось короткое имя: Клео.

– Что тебе нужно?

Он хотел сказать это раздраженно и решительно, но паника пробивалась сквозь его голос.

– Ник мертв. Скоро и ты окажешься за решеткой.

Слова Клео заглушал свист ветра; в голове вдруг возник образ фигуры, стоящей на крыше здания.

– У них ничего на меня нет.

– А ты можешь быть в этом уверен?

Холодный пот пробежал по спине. Где он мог проколоться? Кто-то заметил его на улице? Или он все-таки наследил в той квартире?

– На что ты намекаешь?

– Два свидетельских показания. Девчонка, которую ты прихлопнул, похоже, успела рассказать кое-кому о тебе. А Ник давно хотел тебя сдать, не сомневаюсь. Тебе не отвертеться. Советую искать убежище, где никто не сможет до тебя добраться.

– Два показания? Всего лишь слова. Мои адвокаты их раздавят.

Люди не имели значения. Люди умеют врать, и кто, как не он, знал это. Он давно выиграл гонку жизни, отчасти именно из-за того, что быстро разгадал, как работает человеческий разум.

– Знаешь, как-то раз, когда Ник был в одном из своих бессознательных состояний, я вытащил кое-какие данные с его сервера. Весьма конкретные…

Он почувствовал, как убийственная смесь ужаса и ярости охватывает его разум. Он стиснул руку, и белые таблетки закрошились в его ладони.

– Ты хочешь сказать, что…

– Я подумаю.

Клео улыбался, он слышал это. Двуличная мразь…

– Что тебе нужно? Деньги?

– Нет. Не все в мире ими решается.

– Тогда зачем ты делаешь это? Я думал, что мы семья!

– Считай, что я делаю это из-за любви.

– Любви? Что за бред?! Кого же ты нашел такого идеального, что готов предать собственную семью?

– Для любви не нужен идеал. Более того, для нее не нужен даже стоящий того объект. Любовь лишена глаз, мой дорогой брат. Если бы ты хоть что-то смыслил в том, о чем поешь, ты бы это знал.

– Шарлинд фон Рейнсфорд? Тайлер, ты с ума сошла?

Кристиан выложила документы на стол один за другим.

– Сначала допрос подельника, а затем подтверждение от стороннего лица. Серьезные обвинения, при учете того, что оба свидетеля не могли иметь контактов друг с другом.

Морган неверяще уставился на еще липкие от картриджа листы.

– Но это же чушь какая-то! Он знаменитость, талантливый, одаренный человек.

– И все же. Дай мне ордер на обыск, и я принесу тебе еще больше.

– Это… Это безумие!

– Весь этот мир безумен, Морган.

– Я… я оформлю документы как можно скорее.

– И кого же ты любишь, братоубийца? Ту легавую, из-за которой я вляпался во все это дерьмо?

– Нет, глупый мой брат. Тебя.

Шарлинд замолчал, не понимая ни слова.

– Ты должен ответить за то, что совершил, – продолжал Клео. – Отсидеть срок и начать новую жизнь. Ты слишком далеко зашел в попытке скрыть свои преступления.

– Только попробуй дать им хоть какую-то информацию, и я убью тебя лично…

– Что-то мне подсказывает, что они справятся без меня. Беги, прячься. Но ничто тебя уже не спасет. Сколько бы ты ни нанял адвокатов, они не помогут твоей карьере. Не будет больше талантливого оперного певца.

И перед тем, как положить трубку, Клео тихо прошептал:

– Но надеюсь, будет человек – Шарлинд фон Рейнсфорд.

Стремительно пролетали мимо высоковольтные провода. Полицейская машина мчалась к своей цели подобно стреле – раскаленно, неумолимо. Пункт назначения был ясен – «Альстремерия», гостиница класса люкс.

Отряд быстрого реагирования «Стигма» был отправлен на позиции за час до начала операции и докладывал обо всех подозрительных перемещениях вокруг и внутри здания. Одно за другим приходили сообщения через шипящую призму радиопомех.

«Стигму» задействовали нечасто. Высококлассифицированные, тренированные парни, участвующие лишь в операциях повышенной сложности. Но сегодня была именно такая – по показаниям свидетелей, подозреваемый мог быть невменяем и намерен бороться до последнего.

Кристиан вела самую последнюю машину, и именно капитан должна была начать операцию. Практически весь ее отряд был рядом – Фледель, Бретт, Майкл и Аднет ехали в машине, а Нейт обеспечивал дистанционную поддержку через установленные камеры реального времени.

Пустота. Кристиан не ощущала ничего, кроме тяжести собственного тела, вдруг усилившейся в тысячи раз. Ник мертв, и она помогла ему в этом.

Кем она была после этого? Благодетелем, как считал Ник? Или убийцей, как считала она сама? И если абстрагироваться от вопросов морали, перестать размышлять о жизни и смерти, она потеряла человека, которого желала вылечить любой ценой. По-странному дорогого человека. Она чувствовала к Нику нечто особенное – ощущение полнейшей несправедливости, постигшей его, и стремление от нее избавить. Теперь было слишком поздно, и мысль о том, что она не справилась, захлестывала разум беспощадной волной.

Фледель, сидевший на соседнем сиденье, вырвал ее из размышлений вопросом:

– Так как вообще знаменитый оперный певец мог быть связан со всем этим