Я хотела зайти кое-куда сначала. Не могли бы вы идти домой без меня? Я вернусь, даю слово.

– Ммм? В чем дело?

– Днем… мне пришло плохое известие.

– Он умирает. К сожалению, мы не думаем, что он долго продержится. Даже несмотря на проводимые меры, метастазы, обнаруженные по всему организму, распространяются, и мы ничего не можем с этим поделать. Из-за его зависимостей мы даже не можем прописать ему сильнодействующие обезболивающие. Мы будем оказывать паллиативную помощь, но не более того. Боли, которые он испытывает…

Доктор Бьерсен все говорил и говорил, а Кристиан молчала, чувствуя, как в груди разрастается черная дыра. Уходя отсюда в последний раз, она решила не тревожить более покой Ника, отказавшись от посещений, допросов и какого-либо контакта. А теперь он умирал. Доктор Бьерсен сказал это так просто, словно это само собой разумелось. Жуткие боли, осталось не больше нескольких дней. Все, что его интересовало далее – доказать Кристиан, что переведенные ему деньги понадобились на уже проведенные операции и диагностику. Сам Ник его волновал едва ли.

Всегда тихая палата сейчас была заполнена мерным писком аппаратов. По словам врачей, некоторые органы уже частично отказали, и Ника было решено подключить к датчикам контроля и аппаратам искусственного поддержания функций организма. Лицо его было бледно-синим, покрытым затянувшимися язвами, а глаза бледными, с едва видными признаками сознания.

Руки были искусаны до крови, у глаз застыла белая паутинка соли. Услышав, что в палату зашли, он слабо зашевелился, поднимая голову. Уставился на Кристиан, но взгляд шел как-то сквозь, словно Ник ее не видел.

– Я пришла, – зачем-то сказала она, садясь рядом. Он всегда был худым, но сейчас казалось, что, будь в палате открыто окно, его бы просто качало порывами ветра, словно тюлевую занавеску.

Когда это успело произойти? Прошло чуть больше недели, но он угас быстро, как зажженная спичка. Огонь стремительно подбирался к основанию, оставляя за собой лишь черноту.

– Ник, ты меня слышишь? – молчание было невыносимым. Ей казалось, что он не знает о ее присутствии в этой комнате.

– Ты настоящая? – спросил он вдруг. Голос был бесцветным, лишенным надежды, словно он задавал этот вопрос уже много раз.

– Да, – тихо ответила она. Больше сказать было нечего.

Ник напряг все свои силы, чтобы немного подняться в постели. Его лицо пересекла тень жутких мучений, но он не издал ни звука, потянувшись, чтобы коснуться ее запястья. Рука была холодная и сухая. Он вновь лег.

– Я… рад, что ты здесь, – прошептал он. – Я так хотел, чтобы ты пришла.

Кристиан сидела, не зная, что ответить. Ледяной ком медленно разрастался в груди.

– Я умираю, да? Мне очень, очень больно. Больше всего на свете я хочу, чтобы это закончилось.

Он зажмурил глаза, и редкие капли выступили на его белесых ресницах.

– Всю свою жизнь я прожил неправильно. С самого начала до самого конца. Но куда бы я ни попал, хуже уже не будет, да?

Ник хрипло засмеялся, и этот смех иголками вошел в ее кожу.

– Я так рад, что ты здесь. Я знаю, что это из-за того, что я могу тебе рассказать, но я решил уже, что ты сочла меня бесполезным. Что ты больше не придешь. А так я хоть кому-то еще нужен, пусть и корыстно. Я всю жизнь готов за это отдать. Да и отдам уже скоро. Я так рад, что ты успела.

Он открыл глаза, посмотрев наконец на нее.

– Я… хочу рассказать. Взамен на одну вещицу.

Какую? Кристиан не понимала; разум словно в одночасье отказался работать.

– Видишь, за тобой лежит поднос со шприцем? Там лекарство, которое должны ввести перед сном. Вылей его и отдай мне шприц. Я… справлюсь сам.

Кристиан похолодела. Он просил помочь ему умереть.

– Ты получишь то, что хотела, разве нет? Я не предам человека, который дал мне иллюзию нужности, но поверь, то, что я расскажу, никак иначе ты не узнаешь…

– Иллюзия нужности… – пробормотала она. Нику было достаточно и иллюзии, чтобы не предать до самой смерти.

– Да… Я долго думал, смогу ли сказать тебе о нем, но понял, что внутри меня все переворачивается от одной мысли об этом. Он говорил, что не справится без меня. Что я нужен, что у меня талант. Общался со мной по-доброму. Почему-то… почему-то мне кажется, что вы похожи. Или просто мои сны о вас похожи…

Он вновь зажмурил глаза от боли, слабо сжимая простыни. Затем измученно повернулся к ней.

– Несколько кубиков кислорода взамен на информацию, которая повернет твое расследование на сто восемьдесят градусов. Торговать воздухом весьма выгодно, да?

Он снова засмеялся, глядя на нее с зарождающейся надеждой.

– Я расскажу тебе. Расскажу тебе тайну, за которую некоторые бы убили. Тайну про человека, который здесь, в городе, ходит с руками по локоть в крови, и которого ты никогда не прижмешь без информации, которую я дам тебе. Человека, которого я ненавижу. Пожалуйста, умоляю. Ты ведь всегда ходила сюда, чтобы узнать у меня что-нибудь. И я наконец-то расскажу…

– Ник… – Кристиан почувствовала, как подступают слезы, вырываясь наружу и оставляя на щеках разводы. Видя его таким, она была готова заложить все, что у нее было, чтобы вылечить его. Но доктор Бьерсен высказался ясно – несколько дней. Невыносимо болезненных дней.

– Я не понимаю, почему ты вообще думаешь… Разве это не то, чего ты хотела?

«Я хотела, чтобы ты был в порядке». Она не могла сказать этого. Не могла, потому что не могла объяснить, почему. Ни себе, ни ему. И не могла дать ему эти крохи любви, признания, которых он так жаждал – за пару дней до смерти это казалось бы практически издевательством.

– Я не… не могу взять на себя твою смерть.

– Я сделаю все за тебя! Ты просто подашь мне этот шприц, что сложного? – истерические нотки заблестели в его голосе.

Он так слаб, что не может дотянуться до этого шприца сам. Если бы он мог, он давно бы это сделал. Он… и правда умирает.

– Мне больно! Я не хочу так больше!

Слезы хлынули из его глаз, и лицо Ника перед глазами Кристиан начал расплываться – она плакала вместе с ним.

– Пожалуйста, прекрати это… Умоляю… – бормотал он исступленно. – Я не прошу тебя смотреть на это. Я не прошу тебя быть рядом со мной. Я готов умереть в одиночестве. Лишь бы это только уже закончилось…

Кристиан безотчетно подалась вперед, обхватывая его ладонь обоими руками. Невесомо, лишь бы не ранить, но крепко, надеясь