* * *

– Одно к одному, Соль. Британское правительство категорически запретило покушение на Гиммлера. Категорически, под угрозой разрыва всех отношений и высылки из Англии! Можно лишь колоть булавкой, и то СС желательно не трогать. Это одна сторона… А вот другая. Подполье в Рейхе практически уничтожено, коммунисты и Черный фронт в лагерях. А Германское сопротивление невредимо, оно растет, регулярно докладывает об успехах. И третье… Верхушка Вермахта не прочь совершить переворот, генералы ждут лишь подходящего момента. Какого именно? Конфликта с Британией и Францией. Новое правительство Свободной Германии спасет Европу от мировой войны. Улавливаете связь?

– Вы глаза не закрыли, Николас. Нет, я не смущаюсь, просто придется говорить вещи слишком очевидные. После переворота в Германии потребуется обеспечить порядок. Англичане считают, что лучше Гиммлер, чем Коминтерн. А СС переименуют в армию Германского сопротивления. Все будет, как в Италии, только там вместо Гиммлера герцог Аоста. Нет, это не я умная, Николас, такую вероятность допускает мой отец и наш… Ну, скажем, наш штаб. Но может случиться иное. Харальд Пейпер переиграет Генриха Гиммлера. Зачем ему отдавать власть? Порядок может навести и Вермахт. Создается коалиционное правительство, а чтобы успокоить англичан, в него включат кого-нибудь из финансистов, допустим, Ялмара Шахта… Мне это все отец на бумаге нарисовал, с квадратиками.

– То, что вы говорите, всего лишь вероятность. А сейчас, именно сейчас Германское сопротивление выполняет приказы Гиммлера.

– Тем хуже – и для Гиммлера, и для Рейха. «Omne regnum divisum contra se desolabitur…»

– Не издевайтесь, Соль. По латыни я знаю только «In vino veritas»[61].

– «Feritas»[62], Николас. Запомните и произносите правильно, особенно при Герде. Попытаюсь вспомнить по-немецки…

– Если у вас уже есть парень, я ему почему-то не завидую.

– Вот тут вы угадали… Вспомнила! Матфей, глава 15. «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит. И если сатана сатану изгоняет, то он разделился сам с собою: как же устоит царство его?»

* * *

Улетая, белокурый «марсианин» оставил две банки солдатского завтрака. Стеклянные донышки следовало разбить, после чего завтрак сам себя разогреет. Соль на всякий случай отложила их подальше. А вдруг взорвутся? И про шоколадку не забыл, английскую, с верблюдом на обертке.

Соль смотрела в синий квадрат утреннего неба, пытаясь сложить из осколков саму себя. Она снова уцелела, хотя идти пришлось по краю. Если бы Николас заинтересовался незнакомым аппаратом… Пистолет-то заметил сразу! Впрочем, наверняка заинтересовался, но спросит не у нее, а у оберсткомменданта Гизана. Хорошо, что они встретились в Швейцарии!..

Враг силен, очень умен и красив. Крылатый… Чем не прозвище для Люцифера?

Соль, сотворив крест, шевельнула губами, повторяя знакомую с детства молитву. «…Et ne nos inducas in tentationem; sed libera nos a malo»[63].

Избавил. Спасибо!

Надо жить дальше. И летать. И выполнить приказ.

Наконец она очнулась. Уцелела – выходит, повезло солдату. До следующего боя, но повезло. Значит, вперед, солдатик, вперед!

А ее Андреас все равно лучше!

2

Старый не по росту костюм, память о «Колумбии», вычищен и выглажен, как и ботинки. Многострадальные шнурки и расческа-гребешок из пластика – отдельно. Пора менять экипировку. Александр переоделся, поглядел в зеркало. Сойдет! Все прочее сложил отдельно и, не удержавшись, напоследок побрился. «Золингена» в тюрьме точно не будет.

Дверь номера заперта, за ним обещали прийти. Под окном ревут грузовики, подъезжают и уезжают легковые авто, а в синем небе кружит незнакомый самолет, немного напоминающий оконную раму. Кажется, решили воевать всерьез. Остается надеяться, что Армия Гизана не станет принимать открытый бой. Как говаривал гусар и партизан Денис Давыдов: «Убить и уйти!» Нестор – не шпион, а Нестор Иванович – знал в этом толк.

Чтобы руки к пулеметам

Сами прикипели,

Только вот ему, политработнику РККА, уйти не суждено. Белов поглядел на ледяной пик Эйгера. Без рыцарского пояса и шпор он обойдется, дали бы крылья!

– Зашел попрощаться, – негромко проговорил знакомый голос. – Надеюсь, мы с тобой еще увидимся – и не на серебристой дороге.

Странный американец сидел в кресле, положив шляпу на колено.

– А как там? На этой дороге? – спросил Белов, впрочем, без особого интереса. Подпольщики играют в призраков, призраки – в подпольщиков. Поди их разбери!

– Никак. Себя не помнишь. Nothing! Потому-то я и пытался остаться здесь, даже под пули шагнул. Думал, изменю хоть что-нибудь. Но мой квадриллион остался при мне… Но, знаешь, кажется, я бы мог тебя заменить.

Американец разжал правую ладонь. На ней – маленькая бронзовая веточка. Венчик, пять тычинок, десять лепестков.

– Пассифлора, цветок Страстей. Отдам ее тебе и останусь здесь. Расстреляют, конечно, зато не придется шагать в бесконечность. Лучше сразу – и пусть судят. Но… Я бы на твоем месте не соглашался.

Замполитрука пододвинул стул, присел рядом.

– И не соглашусь. Во-первых, во всю эту поповскую муть не верю, а во-вторых, тебе бы не под пули идти, а людям помочь. В Северном корпусе их в камерах держат, да разве только там?

Американец покачал головой.

– To help? But how? Помочь – как? У меня нет оружия, и я не всесилен. Могу оглушить охранника, но остальные будут стрелять. Мне-то не страшно, а тому, кто в камере, – верная смерть… Наверно, квадриллиона им мало, надо еще ткнуть меня носом – в слабость, в бессилие. Вижу, понимаю, но ничего не могу сделать. Ни-че-го!

– Можешь, – Белов поморщился, – уныние наводить ты можешь. Как привидение у реакционного английского писателя Оскара Уайльда. Если по делу чего сказать хочешь, говори.