– Квадрат К-12. Объекты! Уточнить местоположение. Координаты.

Готово! Соль облегченно вздохнула. Вот и все секреты. Тайник-закладка к западу от Деггендорфа, где-то в горах. Описание есть, код стандартный.

– Курс – северо-восток…

4

Тюремный чин коснулся бумаги стальным пером.

– Белов или Белофф?

Александр лишь подивился. Неужели забыл? Он-то этого в форме признал с ходу. Возле Эйгера прошла, считай, целая жизнь, но если в днях отмерить, то всего ничего.

– Через «в». Номер 412, Александр Белов, фельдфебель, незаконный переход границы.

– Не будем нарушать! – чин наставительно поднял палец вверх, но не сдержался. – Неужто снова успели нагрешить? Ну, вы и рецидивист, Белов через «в»!

Из грузовика на самолет. Наручники, молчаливый конвой, легкие облака за иллюминатором – и Темпельгоф. «Зеленную Минну» подкатили прямо к трапу.

Чин покопался в папках, установленных на деревянном вертлюге, нашел нужную, кивнул удовлетворенно.

– «Александр Белов», новое дело можно не заводить. Записи соответствуют?

– Я по-прежнему родился в СССР, – согласился замполитрука. – Может, хоть сейчас зафиксируете?

– А некуда! – с прежним азартом отпарировал чин. – Место рождения – Москва, и хватит, невелика птица.

Прищурился.

– А вообще-то как сказать. Слишком уж вы регулярно к нам попадаете. Пожелания есть? Надо уважить, так сказать, постоянного клиента.

Голос теперь сочился злой иронией, но Белов все же попытался.

– Давайте на четвертый. Можно в ту же камеру.

Ответом его не удостоили.

* * *

– Руки назад! Пошел!..

Вот и ступени гремят под подошвами. И хлоркой несет с головы до пят. Решетка слева, охранник сзади. Второй этаж, третий… Неужели в самом деле на четвертый? Там же одиночки! Вот уж, называется, пожелал!..

Странное дело, но Белов совершенно не волновался. Ничего особенного, просто тюрьма, а не отель с призраками. Здесь, правда, тоже есть один. Может, до сих пор по ночам гуляет?

Мысль об аббате Фариа приободрила. Если увидятся, будет что рассказать. Звезда Регул – Cor Leonis, Сердце Льва. Его попросили, он сделал!

– Направо!

Так и есть, секция Б-4, знакомый коридор, слева двери в железе и справа они же, стеклянная будка господина старшего надзирателя.

– Н-ну?

И сам господин старший надзиратель, все такой же, при ключах и дубинке. Словно ничего и не было, просто сбегал во двор на прогулку.

– Бывший номер 412, Александр Белов, фельдфебель, незаконный переход границы, господин старший надзиратель!

Громила тяжко вздохнул.

– Что? Опять?

Взял у сопровождающего документ, поднес к глазам.

– Следствие продлили? Можно подумать, фельдфебель, что ты Рейхстаг поджег!.. Ага, на общих основаниях. Это легче, одиночки заняты.

Отослал охрану, поглядел внимательно.

– Вижу, не голодал… Ладно, будем тебя определять. Про третью категорию забудь, отменили. И все прочее отменили, так что запрем тебя в лучшем виде.

Александр понял.

– Призрак… Гюнтер Нойманн… Его здесь уже нет?

Господин старший надзиратель выразительно погладил дубинку.

– Знаешь, борзой, я за такие вопросы между ушей погладить могу и по хребтине добавить. Твое дело сидеть, а не умствовать.

Оглянулся и внезапно сотворил крест. Белов вздохнул.

– Спасибо, господин старший надзиратель. Понял.

На душе стало горько. «Есть ли у вас шанс прожить еще хотя бы месяц?» У аббата Фариа шанса не было.

– Понял, значит, – громила, засопев, взглянул недобро. – Умный? Он тоже умник был… Ладно, номер твой теперь 433, запомни и не путай. Сосед у тебя пока один, только вредный очень. Драться с ним не надо, сразу в дверь стучи, мы его в карцер определим.

И подвел итог.

– Па-а-ашел!

* * *

То, что день в тюрьме добрым не бывает, Александр узнал еще в интернате от видавших виды одноклассников. А потому, переступив порог, отделался нейтральным:

– Здравствуйте!

Крашеные стены, окошко под потолком, железные нары в два ряда. На тех, что слева, нижних, кто-то худой, коротко стриженный, в рваном костюме.

– Ага!

На большем Белов решил не настаивать. Присев напротив, снял благоухающий хлоркой пиджак, отодвинул подальше.

– Александр Белов, Москва. Незаконный переход границы.

Коротко стриженный нехотя поднял взгляд.

– Не свисти! Из Москвы – и с берлинским диалектом? Мне уже члена ЦК компартии подсаживали, так он даже «Манифест» Маркса и Энгельса не читал.

На лице – синяки, на руках царапины. Видать, крепко поспорили по вопросам теории.

– У вас, в «стапо», грамотные кадры кончились? Куда только папаша Мюллер смотрит?

Александр покосился на дверь. Подслушивают? Ну и ладно!

– А никуда не смотрит. Инсульт у него, обширный. С Армией Гизана поспорил – и переволновался.

– Иди ты! – парень чуть не подпрыгнул. – Что? Правда?

Замполитрука хотел по привычке ответить: «Известия», но сообразил, что могут и не понять.

– Я сказал – ты услышал.

Сосед внезапно усмехнулся.

– А приятно! Ладно, раз уж сидеть вместе… Ганс Штимме, из Гамбурга, портовый рабочий. Все остальное, уж извини, забыл. Слишком сильно били и все больше по мозгам… Так ты насчет Мюллера точно знаешь? Ни с кем не спутал?

Белов улыбнулся в ответ.

– Ушастый такой. И стриженный коротко, почти как ты. А еще сигары курит.

Ганс Штимме довольно хмыкнул.

– Инсульт – это хорошо. Еще бы инфаркт вместе с сифилисом, чтобы нос провалился… В общем, можешь передать своим в «стапо», что на провокацию я поддался и выразил полное удовлетворение по поводу изложенного выше факта.

– Тебе бы резолюции писать! – оценил замполитрука.

Сосед взглянул кисло.

– Нет, я больше протоколы. И то не всегда подписываю, даже если лупят.

И отвернулся.

Белов поглядел на клочок синего неба за решеткой. Вот все и вернулось на круги своя.

Надеяться не на что, но и жалеть не о чем. Жизнь человека такова, каков он сам.

* * *