– Постой, – схватил я его за рукав.

К дому подъехал гробоподобный автомобиль, имитирующий лимузин, и на его заднем сидении колыхнулась какая-то фигура. Пассажир поставил ногу на тротуар и тяжко, враскачку выбрался из салона. Человек стоял к нам спиной. Он был сед, сутул и тучен.

– Ты чего? – Насторожился Тихон.

– Сейчас. Обернется или нет?

Мужчина помедлил, словно решая, заходить ли ему в здание, или сесть обратно в машину, затем одернул пиджак и направился к мраморному крыльцу.

– Никак, себя увидел? – Спросил Тихон.

– Не знаю.

– Ну так крикни, если что – смотаться успеем.

– Не хочу. Пошли.

– Правильно. Возьми-ка, – он незаметно передал мне узкий нож с массивной металлической рукояткой. – От Мамы осталось.

– Зачем он мне?

– Мало ли. Пригодится.

Седой одолел две широких ступеньки, и милиционер распахнул перед ним идеально отполированную дверь. Мужчина что-то ему сказал и ступил на ковровую дорожку, начинавшуюся от самого порога. Он так и не обернулся.

* * *

Тихон не обманул – здесь было то же самое. Любая тропинка вела к катастрофе, в каждом тридцать восьмом на месте Москвы тлела черная дыра – вылизанные ветром обломки, трагически ничтожные останки чего-то большого и бесконечно близкого. Убиенный город лежал на ничейной поверхности без упокойной молитвы, без надежды на погребение. Зазубренные края колотого камня врезались в мягкую подошву кроссовок, и от этого казалось, что земля, пестрое утрамбованное крошево, пытается обратить на себя внимание. Чем мы могли ей помочь? Даже оплакать ее мы были не в силах.

Тишка присел на корточки и подобрал несколько сувениров: кусочек зеленого стекла, круглый пятнистый камушек и окислившуюся гильзу.

– Возьму с собой, – сказал он.

Тихон долго посмотрел на мальчика и расчехлил пулемет. Брошенная газета рассыпалась на отдельные страницы и прилипла к сырому бетону, только лист с передовой статьей под жизнеутверждающим заголовком вяло потащился куда-то вдаль, пока не накололся на гребенку из острых прутьев.

– Думаю, пора, – молвил Тихон и зашагал к темному отверстию в стене. – Жди нас, не отходи, – приказал он мальчику.

В бункере было тепло и влажно, по стенам стекали крупные прозрачные капли. Из подвала доносились слабые отзвуки чьей-то речи. Толщу тяжелого воздуха пробивали только ударные гласные, поэтому далекий разговор был похож на неторопливую перекличку.

Мы наощупь добрались до лестницы и стали спускаться, пока не оказались на площадке, освещенной двумя керосинками. Я достал нож и сунул его в правый рукав, потом подумал и перепрятал в левый – на случай, если придется с кем-то здороваться.

Внизу нас ждал незнакомый часовой с автоматом наперевес. Его лицо выражало недоумение и готовность нажать на курок.

– Пароль, – потребовал он, заранее зная, что мы не ответим.

– Позови Петровича.

– Эй! Кто-нибудь! – Крикнул часовой в глубину коридора.

– Я же сказал, Лиманского, – строго произнес Тихон.

Ближняя дверь отворилась – из-за нее послышался стук сдвигаемых стаканов. После короткой паузы гортани горячо выдохнули, и одна из них недовольно спросила:

– Какого хера?

– Тут пришли, – кротко пояснил боец.

– Чего? – Кто-то высунулся наружу и, разглядев в полумраке Тихона, всплеснул руками. – Вот так да! Живой!

Голос принадлежал Куцапову, да и фигура, в особенности голова, были его. Мужчина устремился к нам, и, как только он поравнялся с одной из висевших на стене ламп, я окончательно убедился, что это Колян.

– Где тебя носило? Мы уж обыскались! Иван Иваныч рвет и мечет!

– Дату забыл, – сказал Тихон, украдкой посмотрев на часы. – Ну, здорово!

Они обнялись, и я невольно заулыбался. Дважды убитый приветствовал неродившегося – в этом было что-то оптимистическое и вместе с тем потустороннее. Я протянул руку, но Колян лишь недоуменно покосился на Тихона.

– Ты его проверил?

– Свой человек.

Куцапов меня не помнил. Я не знал, радоваться мне или огорчаться, и как вообще это объяснить. Опять новая версия? Значит, Ксения не здесь, а где-то там, в другом тридцать восьмом, в другом бункере, с другими партизанами. А граната – где она?

– Четыре минуты, – бросил Тихон.

– Ты о чем? – Осведомился Куцапов. – Почему без Кришны?

– Он скоро вернется.

– У вас же синхронизатор один на двоих.

– Еще раздобыли.

– И ствол у тебя какой-то не наш, – Куцапов достал пистолет, будто сравнивая его с оружием Тихона, но убрать почему-то забыл. – Где прибарахлился?

– Фирсов у себя?

– Все там. Веселый какую-то девку привел, сейчас допрашивают.

– Зачем она вам? – Спросил за меня Тихон.

– Ее у ГИП отбили. Роджер все равно увольняться хотел.

– Пойду, отчитаюсь. Заодно и новенького представлю.

– Я провожу, – предложил Колян, пропуская нас вперед.

Он занял такую позицию, чтобы прострелить наши затылки быстро и не целясь – если в том возникнет необходимость. Мы прошли по залитому водой коридору, и я, забывшись, первым свернул к кабинету.

– Сюда, – указал Тихон, делая вид, что останавливает меня за локоть. – Три с половиной.

– Что ты там вякаешь? – Насторожился Куцапов.

– Не твое дело.

– Здесь все – мое дело!

– Ты кто – кувалда? Так и будь ей! – Вскипел Тихон. – Кто вас, дармоедов, приборами обеспечил? Если б не мой синхронизатор, ты бы сейчас на плантации горбатился, понял? Бегом к Фирсову, доложить о моем возвращении!

– Ладно, ладно, чего завелся? – Колян покраснел и отступил в сторону. – Пойду, скажу.

Он заглянул в комнату, и мы, не дожидаясь приглашения, ввалились следом. Кроме Ивана Ивановича там находились Лиманский, Ксения и Левша с неизменным автоматом. Мы вновь собрались вместе, словно я и не отлучался. Левша как всегда сидел на высоком табурете в углу – это была самая удобная огневая точка. Я не удержался и встал рядом с Ксенией, но она с легким раздражением отстранилась.

– Пассажир? Я же тебя домой отправила!

– Вы знакомы? – Удивился Фирсов. – Друзья, не многовато ли совпадений? Тихон, кого ты привел?

– Миша – отличный парень.

– Это не профессия. Что он умеет?

– Ненавидеть, – Тихон многозначительно глянул на генерала, и тот чуть заметно кивнул. – У вас, вроде, тоже гости? – Он вразвалку подошел к девушке и по-хозяйски приподнял ее подбородок.