С палубы «Каймана» тоже следили за событиями на шхуне и за шлюпкой. Пароход медленно отходил. Вдруг Марко прыгнул из шлюпки на борт «Колумба» и, поднявшись, чтобы его лучше видели, растопырил пальцы и вытянул пароходу длинный нос. На корме «Каймана» юнга узнал старого знакомого — «одноглазого», с которым колумбовцы встречались в столовой «Кавказ».

«Кайман» удалялся. «Старший помощник» старался не смотреть на Марка. Он смотрел на Анча, которого ожидала незавидная доля, и, может быть, с ужасом думал, что и ему самому неизбежно придется когда-нибудь очутиться в таком положении.

На шхуне краснофлотцы помогли Левку придти в себя. Он сидел на скамейке и терпеливо ждал, когда ему забинтуют голову.

— Как вы нас разыскали? — спрашивал он. — А главное, откуда вы узнали, что «Колумб» захвачен?

— Девочка рассказала об этом, а потом самолет нашел.

— Какая девочка?

— Да та, что с вами на шхуне была. Как ее… Осторожно! Что с вами? Я же перевязываю…

— Зоря? Зоря? Да? — вскочил со своего места Левко.

— Кажется, Зоря… Только не дергайтесь, когда вас перевязывают.

Эсминец уже остановился, развернулся и медленно возвращался к шхуне. Тем временем краснофлотцы на «Колумбе» пробовали отпереть дверь рубки, где должны были находиться мертвый Андрий и тяжелораненый шкипер.

Почти одновременно над «Колумбом» утих шум самолета, и «Разведчик рыбы» совершил посадку, подбегая по волнам к шхуне и намереваясь обогнать эсминец. Бариль и Петимко выкрикивали с самолета привет колумбовцам. Они не могли на такую волну спустить клипербот.

В дверь рубки посыпались сильные удары вместо прежних тихих и осторожных. Но она оставалась запертой. Стучали в иллюминатор, кричали, но никто не отвечал.

К шхуне уже подошел эсминец и стал борт о борт. Послышались радостные крики. Мать звала Марка. Он тотчас же поднялся на корабль и очутился в ее объятьях. Дед Махтей с сияющими глазами взошел на командирский мостик поблагодарить Трофимова.

Семен Иванович обнял деда и сказал:

— Не за что, не за что… Кого надо благодарить, так это старшего механика, — и приказал проводить к нему старого моряка.

Старший механик уверил деда, что надо благодарить штурмана, потому что если бы не его вычисления, эсминец не пошел бы таким ходом. Штурман заявил, что все зависело от комиссара, и послал деда к нему. А комиссар заверял, что все зависело от всех краснофлотцев и от самого деда Махтея, который привез известия о шхуне. Дед растерялся и наконец догадался, что должен поблагодарить Зорю. И пошел ее искать.

Но Зори на эсминце не было. Она спрыгнула на палубу шхуны и бросилась к Левку. Тот схватил ее и поднял высоко в воздух. Он не верил собственным глазам. Он считал, что девочка пошла ко дну, расстрелянная пиратами. А она была перед ним, и, главное, не кто иной, как она, сообщил о захвате «Колумба». Девочка рассказала о своем спасении.

На шхуне и на корабле царило радостное возбуждение. Анча перевели уже под стражу на корабль, и он волчьим взглядом наблюдал все происходящее.

Оставалось открыть рубку и выяснить судьбу шкипера и рулевого.

На шхуне организовали настоящую осаду рубки. Однако внутри царила мертвая тишина, точно там никого не было или оба ее обитателя лежали без сознания.

— Это просто герметическая закупорка, — сказал лейтенант.

— Может, они там задохнулись?

Левко возразил, показав на маленький вентилятор. Решено было воспользоваться этим вентилятором как переговорной трубкой.

Одновременно послали на эсминец за топорами и ломами, чтобы в крайнем случае разбить двери, если их никто не откроет изнутри. Кое-кто уверял, что в рубке слышны какие-то звуки. Стали внимательно прислушиваться. Действительно, оттуда доносился едва слышный стон.

Появились ломы и топоры. Вскоре крепкие дубовые доски затрещали. На шхуну сошел военный врач, дожидаясь, когда выломают дверь. Он готовился подать помощь тому, чей стон донесся из рубки.

В двери проломили отверстие, но массивный железный засов оставался на месте. Пришлось увеличить отверстие, и тогда выяснилось, что в скобы вместо засова засунут лом. В отверстие были видны две фигуры: одна лежала на койке, другая — на палубе. Тот, кто стонал, лежал на койке. Краснофлотец, засунув руку в отверстие, вынул лом из скоб и первым впустил в рубку врача. Тот осторожно вошел и склонился над человеком на койке.

Это был Стах Очерет, опоясанный пробковым поясом. Рана его была неплохо перевязана. Он раскрыл глаза и едва слышно поблагодарил за предложенное ему питье. Врач обратил внимание, что раненый сделал только несколько глотков. Очевидно, он уже пил. Краснофлотцы нашли рядом несколько бутылок из-под ситро и пива. Врач удивился, что у тяжелораненого хватило силы самому перевязаться и вытащить пробки из бутылок.

В маленькой тесной рубке трудно было осматривать. Врач попросил краснофлотцев вынести людей на палубу.

Голова рулевого была повязана лоскутом старой парусины. Его вынесли совершенно недвижимого. Развернули парусину. Рулевой тоже был обвязан спасательным пробковым поясом.

— Он мертв, — сказал краснофлотец.

Тем временем врач осматривал шкипера.

— Немедленно перенесите его на корабль, в лазарет, — распорядился врач. — Он будет жить, хотя, если бы не повязка, он наверняка не выжил бы из-за потери крови.

Левко обратил внимание, что на Стахе была не та повязка, которую сделал он. Очевидно, шкипер сумел сам вторично перевязаться.

Очерета положили на носилки. Он раскрыл глаза, очевидно узнал юнгу и моториста, улыбнулся и снова сомкнул веки.

Когда его отнесли, врачу осталось установить причины смерти Андрия Камбалы — это надо было записать в судовой журнал. Врач недолго осматривал рыбака. Казалось, Андрий уже окостенел. Врач, махнув рукой, поднялся. Рядом стоял дед Махтей. Врач пожал руку деду и спросил, не нюхает ли тот табак.

— Есть такое дело, — ответил дед.

— Угостите, пожалуйста, — попросил врач.

Дед вытащил табакерку и подал врачу. Тот взял понюшку растертого в пыль табака, снова наклонился к мертвецу и поднес понюшку к его носу. Все с удивлением наблюдали. Через минуту на лице рулевого едва заметно задрожали мускулы, оно стало морщиться. Из-под одного закрытого века выкатилась слеза. Мертвец плакал, а через две секунды так громко чихнул, что вокруг раскатился громовый хохот. Только дед Махтей серьезно сказал:

— На здоровье! — и лукаво покосился на врача.

Тот смеялся вместе со всеми. Марко понял поведение Андрия, принялся трясти его и закричал:

— Андрий, Андрий, тут все свои, пиратов нету! Честное слово, нету!

Камбала наконец раскрыл глаза.

Вокруг стоял такой хохот, что Андрий в первую минуту готов был поверить, что все случившееся — просто страшный сон. Он даже ждал, что вот сейчас подойдет к нему шкипер и начнет стыдить за недостойное поведение. Но Андрий, заметив разбитую дверь рубки, сломанную мачту, военный корабль и не видя Стаха Очерета, нахмурился.