шагов, расчищали дорогу от прохожих горожан лучше всяких окриков сопровождающего. Фельдфебель Жостов невозмутимо и размеренно бежал впереди, бухая подошвами парусиновых ботинок, полы шинели он зацепил крючками за пояс, дабы не мешали.

Едва я начал прикидывать, насколько хватит ещё терпения и выносливости у моих попутчиков, как мы свернули с одной из широких центральных улиц с высокими каменными домами в переулок, сплошь застроенный бревенчатыми избами. Здесь снега никто не убирал и нам пришлось перестроиться в колонну по одному, чтобы не потерять темп на протоптанной местными по центру проулка тропе.

Ещё несколько поворотов, и спустя четверть часа мы оказались на небольшой площади, окружённой низенькими строениями казённого вида, больше всего напоминавшими то ли скотные сараи, то ли навесы для дров. Впрочем, я оказался почти прав. Это были армейские склады. На площади в живописном беспорядке располагалось с десяток саней, на козлах которых и рядом с лошадьми в ожидании погрузки курили, лузгали семечки и просто зевали, щурясь от весеннего солнца, возничие в шинелях с жёлтыми погонами.

— Наши… — лаконично мотнул щетинистым подбородком фельдфебель, — ша-агом! — наша рекрутская группа хором выдохнула осипшими глотками, продолжая двигаться шаткой колонной. Парни отходили, оживали, с любопытством шаря глазами по сторонам.

Мы подошли к распахнутым воротам второго с краю сарая, у которого задумчиво перебирал стопку желтоватых бумажек невысокий рябой ефрейтор с непокрытой головой в овчинной распахнутой душегрейке поверх гимнастёрки. Его редкие русые волосы были аккуратно расчёсаны на срединный пробор, а пшеничного цвета шикарные усы смешно шевелились: солдат что-то проговаривал себе под нос, делая пометки карандашом в бумажках.

— Мыкола! — снова рявкнул Жостов. Похоже, фельдфебель, или глуховат, или предпочитает изъясняться исключительно в командно-строевом стиле.

— Га?! — встрепенулся ефрейтор, — о, пану фельдфебель! Да з пополненьем?

— Всё так, Мыкола, всё так, — вздохнул Жостов, — на вот тебе, предписания, наряды. Выдашь, что положено, и отправляй с оказией в батальон. Пятерых в третью роту, второй взвод. А этого, — он указал на меня, — в первую роту третий взвод. Да не затягивай, темнеть скоро начнёт!

— Так я зараз, пану фельдфебель! — растянул усы в улыбке ефрейтор, — бачу, шо гарни хлопци, мы их зараз определим. Документи-то, пысарю Ольховскому потом отдать?

— Да, Мыкола. Оставляю на тебя новобранцев. А вы слушайте батальонного каптенармуса! Ефрейтор Подопригора плохого не посоветует. У него уже яйца седые на этой службе стали, — ухмыльнулся фельдфебель и, махнув рукой, зашагал к ближайшим саням.

Видно было, что каптенармусу понравилась похвала начальства, но, едва он уловил мой внимательный взгляд, выражение лицо его посерьёзнело и он скомандовал:

— Хлопци, заходь по одному! Ты, — он ткнул в меня пальцем, — последний!

Ну, последний так последний. Всё равно ехать всем вместе. Заодно и присмотрюсь. Батальонный каптенармус. А по-нашему, по-советски, главный каптёрщик батальона — есть фигура значимая в апогее и недооценивать данного персонажа не стоит. А стоит подружиться, да поделикатнее, дабы грубостью и насмешкой не снискать с первого дня себе врага среди наиглавнейших лиц батальона. А как вы хотели? Параллельный мир, сто-сто пятьдесят лет тому назад… а ни хрена не меняется. Для солдата командир на войне, конечно, первый после Бога, да простит он мне богохульство ради красного словца, только вот все его милости в каптёрно-писарчуковое решето сеются. Уж чего-чего, а эту истину я после срочной службы накрепко запомнил.

Рекруты выходили от каптенармуса споро, нагруженные, как мулы обмундированием. Кем бы ты ни был, откуда не пришёл в строй любой армии мира, тебя, как мужчину, никогда не оставит равнодушным процесс получения боевой амуниции. Все мы мальчишки и военные игрушки нравятся нам с самого детства. Поэтому ничего удивительного в том, что первый же из рекрутов разложил полученное на тут же расстеленной шинели.

Полюбопытствовал и я, заглядывая из-за плеча соседа. Огнестрельного оружия пока не выдали, видимо, получим в батальоне. Но кое-какие детали озадачили. На самом деле, едва ещё в «Гранд-отеле» штабс-капитан начал меня горячо убеждать о важности формирования штурмовых батальонов, мелькнула у меня мыслишка о подозрительно раннем создании подобных подразделений в Русской Императорской армии. Я прекрасно помнил во время своего сетевого сёрфинга перед убытием в эту реальность, что ударные подразделения в моём времени появились не раньше 1917 года, а сейчас 1915! Может, я уже действительно так повлиял на ход истории, или нахожусь у самого начала, так сказать, у истоков пробных робких шагов в создании штурмовых рот?

Тогда откуда такое богатство в обеспечении рекрутов? Французский шлем Адриана с гербом Российской Империи и удобным расширенным у подбородка кожаным ремешком, пилотка с кокардой защитного цвета, впрочем, парень, что её рассматривал, назвал её смешно «перелёткой». Две полотняные гранатные сумки, патронные подсумки и нагрудный патронташ из кожи, поясной кожаный ремень с гербовой пряжкой, жёлтая поясная кобура судя по размерам, под револьвер, пара кожаных (а не парусиновых!) ботинок с новенькими обмотками, малый ранец, алюминиевая фляга в матерчатом чехле, котелок, набор для чистки оружия. Когда же на белый свет появились ремённо-плечевой обвес, по маркировке — британского происхождения, и даже некое подобие бронежилета, смахивающее на ламеллярный доспех, исполненный на полотняной основе, у меня и вовсе отвалилась челюсть. Это что же такое получается? Да вся эта экипировка стоит как бы не в три, а то и в пять раз дороже той, которая полагалась сибирским стрелкам! Точку поставили пара защитных и жёлтых погон с номерами, а также нарукавный прямоугольный шеврон, изображавший стилизованную чёрную круглую гранату, перечёркнутую орудийными стволами с тремя жёлтыми языками пламени кверху.

Я коснулся ламеллярного бронежилета. Да, разве что от осколка, ножа, ну и, может быть, штыка сгодится. И то не факт. Мой явно получше будет. Но этот значительно легче. И обычным солдатам лишним не будет. Нда-а-а, а штабс-капитан не врал. Экипировку продумывал очень знающий и бывалый вояка. Хотя на мой вкус многовато всего. Будем посмотреть…

Наконец, настала и моя очередь. Я пока шёл осмотр обновок, да прикидка обмундирования, провёл ревизию своей наличности. Три сотни от Ивана Ильича, дай бог ему здоровья, перекочевали в подаренный кисет с монпансье и спрятаны на дне вместе с записками Вяземского, трёхрублёвую купюру с несколькими серебряными полтинниками переложил в правый брючный карман. Пока рылся в мешке накоротко проинспектировал свой сухой паёк и, движимый внезапной мыслью, переложил наверх шмат копчёного сала в тряпице, буханку чёрного хлеба и круг копчёной конской колбасы. Остро пожалел о том, что не храню на всякий случай ни табака, ни папирос. Судя по опалённым пшеничным усам ефрейтора, тот не чурался этой пагубной привычки.

— Ну шо встрял, сибиряк? —