голос ефрейтора из складского нутра подтолкнул меня к входу.

Внутри склад напоминал торговую лавку, только без витрины и плохо освещённую лишь одной масляной лампой. Вместо прилавка была горизонтально прилажена струганная дощатая столешница на дверных петлях. Опиралась она на подпиленную дверную коробку, что вела собственно к складским полкам. Перед ней вопросительно уставившись на меня стоял каптенармус.

— Здравия желаю, господин ефрейтор! — брякнул я, чтобы хоть как-то завязать разговор. Радовало, что были мы на складе одни, значит, должно получиться.

— Здоровкались, вже, — беззлобно и устало ответил ефрейтор. Он начал выкладывать на столешницу, где для удобства была расстелена шинель положенную мне амуницию.

— Прошу простить, господин ефрейтор. Дозвольте спросить?

— Чого ишо? — пшеничные усы встопорщились недобро.

Ну что ж, попробуем импровизацию. Со штабс-капитаном прокатило, авось и сейчас сработает.

— Дядька мой, Царствие ему Небесное, отставной подпрапорщик, наказывал мне: «Попадёшь в войско, Гаврила, перво-наперво, всегда уважай отцов-командиров, офицеров, но особливо прояви внимание к каптенармусу и писарю. Ибо работа их хоть и незаметна, а большую важность имеет!»

— И шо? — мне показалось, или тон ефрейтора стал мягче и…заинтересованнее, что ли.

Я опустил мешок с загодя развязанной горловиной и аккуратно выложил на столешницу рядом с кучей амуниции сало, хлеб и колбасу, предварительно приоткрыв уголок тряпицы на котором блеснули три серебряных полтинника.

Предупреждая деланное возмущение со стороны каптёрщика, сыграл на опережение:

— Не чревоугодия, а здоровья для. Вы ж весь в трудах, заботах о нас горемычных. Когда-то ж надо и о себе позаботиться, — я недвусмысленно завернул уголок полотна, скрывая серебрушки.

Ефрейтор, уже открывший рот, чтобы рявкнуть на меня, крякнул, подкрутил ус и, поднеся к глазам одну из своих бумажек, задумчиво прочёл, щурясь от недостатка света:

— Пронькин Гаврила Никитич, хм…вроде не жид. А ли как?

— Обижаете, пан ефрейтор, русский, сибиряк. А что груб, так сирота я. Гимназиев не кончал.

— Хитрун, шахрай, от, бисова дытына! — в голосе каптёрщика прорезалась чуть ли не отцовская любовь, — сальце, хлебушко…гарно, хлопчик. Тильки вид тэбе ж выдав всё равно, що потрэбно, як положено. Нэ бильшэ, нэ мэньше.

— Так я не для этого же, господин ефрейтор, только ради уважения! — возмущённо воскликнул я, мысленно взывая: «ну где ты там, Станиславский? Давай отмашку уже!»

— Ну ладно, як же такого гарна хлопца обидеть, халамидником нэ оставлю, нэ журысь! — в одно движение шинель, подготовленная мне к выдаче, исчезла со столешницы, а её место заняла через несколько минут другая, даже на поверхностный взгляд значительно лучшего качества. В кожаные ботинки полетели две банки ваксы, а в ранец ефрейтор сунул несколько пар новых портянок и ещё чего-то по мелочи. В завершении сего действа поверх кучи добра лёг уже знакомый шеврон штурмового батальона, и две пары погон с трёхцветным бело-жёлто-чёрным шнуром по канту. — Тримай, мисливець! — напомнил мне ефрейтор о моём новом статусе охотника Русской Императорской армии.

— Благодарствую, на добром слове, пан каптенармус! — поклонился я, принимая своё богатство, — может, советом поможете?

— Помогу, хлопче. Пытай, — поощрительно кивнул ефрейтор.

— Я так понимаю, оружие в батальоне выдадут? Не подскажете, есть там мастерская оружейная? Хочу лопатки свои наточить…ну, и с оружейником накоротке сойтись.

— От же ж, лизе без мыла в дупу, дурень! — строго прервал меня каптёрщик, — в батальоне много чого есть, тильки ты з своымы карбованьцямы нэ суйся. Оружьем серьёзний унтер командуе. Геройский. Потапов Сергей Петрович. Ты лучше ему чего-нибудь подари. Нэ сало, конечно, и нэ ковбасу.

— Понял. Спасибо за науку, дядько Мыкола!

— Ото ж, племинник! Зараз я для тэбэ господин ефрейтор! — нахмурился каптёрщик.

— Понял. Виноват. Исправлюсь. Разрешите идти, господин ефрейтор?

— Тикай, хлопче.

И я «потикал».

Глава 15 (Ч. 1)

Вам, ребята, с серединки

Начинать. А я скажу:

Я не первые ботинки

Без починки здесь ношу.

Вот вы прибыли на место,

Ружья в руки — и воюй.

А. Твардовский

Несмотря на то что наши перегруженные сани въезжали на территорию войскового лагеря уже почти в полной темноте, возница сориентировался великолепно. Палаточный городок Пятого Самарского штурмового гренадерского батальона жил бурной жизнью основательного армейского бивака. По словам возницы, здесь были даже свои магазины.

Не успели мы вылезти из саней со всем своим скарбом, как моих попутчиков, с которыми мне так толком и не удалось познакомиться, увёл куда-то весёлый старший унтер-офицер в туго завязанном башлыке: ветер к ночи разгулялся не на шутку, а уж здесь, за городом, в небольшой лощине — и подавно.

Спустя всего десяток минут я оказался в одиночестве у коновязи под небольшим навесом, стараясь прикрыться от пронизывающего ветра с одной стороны корпусом хрумкающей овсом лошади, с другой — штабелем каких-то деревянных ящиков.

— Пронькин?! — раздался голос из темноты.

— Я! — радостно вырвалось у меня. Честно сказать, долгий сегодняшний день меня уже доконал. Не столько усталостью физической, сколько необходимостью постоянно ждать своей очереди. Поудобнее перехватив мешок и узел с амуницией, поспешно выскочил на голос.

— Двигай за мной, — человек, фигура которого совсем немного подсвеченная отблесками караульного костра, ничуть не озаботился о том, услышал я его и успеваю ли за ним, развернулся и потопал, поскрипывая снегом куда-то в темноту.

Ну, тут уж мне, пожалуй, полегче будет. Способность к ночному зрению проявилась гораздо эффективнее, стоило нам отойти на несколько шагов от света костра.

Ведущий меня к месту расположения солдат был на голову выше меня и как минимум вдвое шире в плечах. Шёл он, не склоняясь и не отворачиваясь от ветра, и весь вид его: в фуражке, глубоко надвинутой на лоб, широко расправленные плечи, чуть раскачивающаяся походка, — всё вызывало ощущение спокойной уверенности и основательности бытия этого человека.

Вход в палатку, что стала мне пристанищем, был подсвечен изнутри масляным фонарём.

— Заходи, браток. Здесь карантинная палатка. Располагайся. Сегодня в баню уж поздно идти. Ну да ничего. Утром помоешься в рукомойнике, а к вечеру справим. В полдень присяга. Гляди, чтоб готов был справно. Чего и как пришивать на форму у дневального узнаешь. Вопросы какие есть?

— Никак нет, господин э… — замялся я.

— Младший унтер-офицер Сироткин, Клим Тимофеич. Командир третьего взвода первой роты учебного штурмового батальона. Твоего взвода, солдат.

— Рядовой Пронькин, Гаврила Никитич! — решил я подстроиться.

— Рядовым ты станешь завтра, Пронькин, — прервал меня унтер, — а покудова ты рекрут. Бывай, паря!

Вот так и состоялось моё знакомство с моим первым боевым командиром. Я проводил его взглядом в темноту. В груди ни с того ни с