– Я люблю тебя, – прошептала она, глядя на него, охваченная эйфорией, чувствуя себя королевой.

«Чувствуя себя так, словно наконец, наконец-то все сделала правильно».

Хотя сделала наименее правильную в своей жизни вещь.

Кросс снова стал двигаться, входя глубоко. Пиппа поднималась и опускалась, раскачиваясь сильно и быстро, когда он стал ласкать то местечко между бедер. Только он знал, где коснуться, как предъявить на нее права, как уничтожить… Его большой палец двигался уверенными кругами, пока она гналась за его и своим наслаждением.

– Да, любовь, бери его себе. Бери… ради меня.

– Я хочу этого, – призналась она, горя честным неукротимым желанием. – Хочу ради тебя.

– Знаю.

Кросс стал сосать вершинку ее груди, чуть прикусывая зубами, и Пиппа вновь ощутила удивление и страсть и разлетелась на тысячу осколков в его руках. Ее тело дрожало от напряженности этого момента. Она положила руки ему на плечи, глядя в глаза. Голубое против серого.

– Я люблю тебя, – снова вырвалось у нее.

Это признание, казалось, окончательно лишило его самообладания. Кросс прижал ее бедра к своим, и стал врываться в нее, выгибая спину, снова унося ее ум и тело в буре страсти.

– Пиппа! – выкрикнул он, и звука ее имени на его губах было достаточно, чтобы снова послать ее через край, прямо в океан наслаждения. Но на этот раз он был с ней. Сильный и уверенный.

«Совершенство».

Пиппа упала ему на грудь, и Кросс обнял ее и прижал к себе.

– Пиппа, – прошептал он у ее виска. – Филиппа…

Благоговение в его голосе заставило сжаться сердце, и она почувствовала, как он отстранился, хотя и оставался в ней, ближе, чем кто-то когда-либо был. Более важным, чем кто бы то ни было.

Она любила его.

А он собирался жениться на другой.

Из-за нее.

Она не может этого допустить. Должен быть какой-то выход. Решение, которое сделает обоих счастливыми.

Пиппа закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его теплой груди под щекой, и на какое-то мимолетное мгновение представила, что это такое – узнать счастье с ним. Быть его женой. Его женщиной. Его спутницей.

«Его любовью».

Больше эта таинственная эмоция не являлась мифом. В ней нельзя было усомниться. Она реальна и имеет силу, о которой Пиппа до сей поры не знала. Которую не могла отрицать.

Кросс шептал ей в волосы. И слова были скорее дыханием, чем звуком.

– Ты такая замечательная. Я мог бы лежать здесь вечно, с тобой в моих объятиях, укрывшись от всего мира. Даже сейчас я жажду тебя, любимая. И буду страдать по тебе вечно.

Пиппа подняла голову:

– Но это вовсе не обязательно.

Кросс отвел глаза:

– Обязательно. Ты – моя главная забота, Пиппа. Тебя я могу спасти. Обеспечить твое счастье. И так и будет. И этого будет достаточно.

Она ненавидела каждое сказанное им слово.

– Достаточно для чего?

Что-то сверкнуло в серых глазах. Боль? Сожаление?

– Достаточно для нас обоих.

Но этого недостаточно! По крайней мере, для нее!

– Нет, – прошептала она. – Недостаточно.

Кросс провел ладонью по ее обнаженной спине, посылая озноб желания.

– Придется довольствоваться этим.

– Но ты не обязан жениться на ней, – тихо сказала Пиппа, расслышав мольбу в этой фразе. И презирая себя за это.

– Обязан, дорогая. Если я не сделаю этого, ты будешь опозорена. А я такого не позволю.

– Мне все равно. Ты можешь жениться на мне, и если я должна выбрать, за какого графа выходить замуж, тогда…

– Нет, – попытался перебить Кросс.

Но Пиппа окончательно разошлась:

– Я выбираю тебя.

Голос ее сорвался. Кросс прижал ее к себе, поцеловал в висок и прошептал ее имя, перед тем как сказать:

– Нет. Ты выбираешь не меня.

Но она выбрала.

– Почему?

– Потому что ты выбрала Каслтона.

Это была одновременно правда и ложь.

– Как ты выбрал дочь Найта?

«Хотя лежишь здесь со мной».

Его руки замерли.

– Да.

– Но ты ее не знаешь.

– Не знаю,

«Ты любишь меня?»

Она не может спросить его. Не может услышать ответ.

Но Кросс, похоже, услышал и приподнял ее подбородок. Заглянул в глаза.

«Да», – похоже, подумал он.

Он уложил Пиппу на спину, так и не выйдя из нее, и снова стал любить ее ум, и душу, и тело, двигаясь в ней со спокойной уверенностью, глядя ей в глаза. Целуя холмики ее грудей и колонну шеи и прикусывая мочку уха. Шепча ее имя в долгой, прекрасной литании.

«Во всем этом нет ничего грубого. Ничего животного».

Это было медленно и обольстительно, и Кросс двигался в ней, казалось, часами, изучая ее, касаясь и исследуя, целуя и гладя. И когда наслаждение омыло Пиппу приливной волной, поднимая все выше, она не смогла больше сдержать его. Он ловил ее крики губами. И, наконец, обрел свою развязку, ошеломляющую и великолепную, прежде чем заговорить снова. И снова шептал ее имя. Но Пиппа уже не слышала слов. И ловила только значение.

Он прощается с ней.

Они лежали несколько долгих минут, пока дыхание не выровнялось, пока мир не вернулся. Больше игнорировать действительность было невозможно. Мир сиял красками рассвета, огромными алыми стрелами за окном.

– Тебе нужно поспать, – шепнул он, целуя ее в голову.

Пиппа отвернулась от времени и его марша и припала к его жару.

– Я не хочу спать. Не хочу, чтобы это кончалось. Не хочу, чтобы ты уходил. Никогда.

Не отвечая, Кросс обнял ее и держал, пока Пиппа уже не чувствовала, где кончается она и где начинается он. Где он выдыхал и где она вдыхала.

– Не хочу спать, – повторила она, качаясь на волнах дремоты. – Не позволяй мне заснуть. Одной ночи недостаточно.

– Ш-ш-ш, любимая, – бормотал Кросс, гладя ее по спине. – Я здесь. Со мной тебе ничего не грозит.

«Скажи, что любишь меня», – мысленно умоляла она, зная, что он не скажет, но отчаянно желая этого.

Желая этого, даже если не могла получить его. Но, может, ей останется его сердце?

«Останется его сердце».

Словно Кросс мог вырвать его из груди и отдать на хранение.

Разумеется, не мог.

Хотя она сама сделала бы именно это.