Пиппа перестала сопротивляться. Потому что это обещало неземные наслаждения.

Когда она оказалась достаточно близко, чтобы коснуться, Кросс поднял руку и стал гладить ее пальцы, скрывавшие груди от его взора.

– Я дрожу от желания, Пиппа. Пожалуйста, любимая, позволь тебя увидеть.

В голосе звучало столько муки, что она не смогла отказать. И медленно положила ладони ему на грудь, на жесткие рыжие волоски, припорошившие кожу.

Ее отвлекли эти волоски, их игра над мышцами, дорожка, которая сужалась до чудесной темной линии через плоский живот.

Кросс лежал неподвижно, пока она касалась его твердых, совершенных мышц.

– Ты так прекрасен, – прошептала Пиппа, проводя по его рукам от плеч до запястий.

– Счастлив, что вы одобряете, миледи.

Она улыбнулась:

– О да, милорд. Вы удивительный образец мужской красоты.

Белые зубы блеснули снова, когда Пиппа набралась мужества и стала водить пальцами по мышцам его груди, плеч и предплечий, повторяя про себя латинские названия. И продолжая исследовать изгибы и впадины его тела. Он со всхлипом втянул в себя воздух, выгибаясь от ее прикосновений. Тогда она застыла, гордая своей властью. Как он наслаждался ее прикосновениями. Хотел их. Она снова провела по его телу большим пальцем.

Кросс зашипел от удовольствия и положил руку на внутреннюю сторону ее колена, послав сквозь нее волну жара.

– Не останавливайся, любимая. Меня еще в жизни не обольщали столь искусно.

Он положил палец на ее колено:

– Скажи, что это?

– Коленная чашечка.

– Мммм…

Пальцы скользнули выше:

– А это?

– Прямой мускул.

Пальцы скользнули к внутренней стороне ее бедра.

– Умная девочка. А это?

– Приводящая мышца.

Еще выше…

– Грацильная…

Пиппа, задыхаясь, развела ноги, чтобы дать ему лучший доступ. Он вознаградил ее тем, что двинулся еще выше, едва прикасаясь.

– А здесь, любимая? Что это?

Она покачала головой, отчаянно желая большего:

– Это… это не мышца.

Кросс чуть усилил нажим. Достаточно, чтобы свести ее с ума.

– Нет?

– Нет, – выдохнула она.

Он отнял руку, оставив вместо прикосновения неутоленное желание.

– Вижу.

Пиппа сжала его пальцы.

– Не останавливайся.

Кросс тихо рассмеялся и, приподнявшись, прильнул к ней сводящим с ума поцелуем, сосал, лизал и предъявлял свои права, пока она не потерялась в нем… в его ласках. И только когда снова прижалась к нему, задыхаясь, почти потеряв голову от нахлынувшего желания, он дал ей то, чего она жаждала.

Он стал гладить ее пульсирующую плоть, сначала нежно, потом страстно, давая ей именно то, что она хотела.

– Джаспер! – охнула она, и он вознаградил ее тихий крик. Большой палец обводил то место, где сосредоточилось желание.

Снова этот потаенный грешный экстаз, который он показал ей раньше… И Пиппа хотела получить его в объятиях Джаспера, в его тепле. С ним.

«С ним».

– Нет.

Она сжала его руку, мешая двигаться.

– Только с тобой.

Его взгляд смягчился.

– Прелестная Пиппа… я хочу тебя больше, чем ты представляешь. Но я не могу взять тебя. Не могу погубить.

– Мне все равно, – вырвалось у нее. – Я так хочу.

Кросс покачал головой, но так и не отнял руки от ее потаенного места.

– Ты не захочешь этого. Уже завтра. Когда поймешь, что наделала.

Она легла на него, поцеловала грудь, с удовольствием услышав тихий стон.

– Не пожалею. Я так хочу, – прошептала Пиппа в его волосы. – Если мы не можем иметь… – «друг друга»… Последнего она не сказала. – Сегодняшний вечер наш.

Она подняла голову, умирая от желания, неутоленной потребности в низменного рода любви.

– Пожалуйста, – взмолилась она, гладя его волосы, плечи, живот. – Пожалуйста, Джаспер!

Он закрыл глаза. Мышцы на шее напряглись.

– Пиппа, я пытаюсь поступать как надо. Быть порядочным.

Она, как никто, понимала его. Однажды Кросс обвинил ее в том, что она живет в черно-белом мире. Но в этот момент к этому миру примешались и оттенки серого. Она видела, что его «правильно» было совсем неправильным. Что порядочность не принесет утешения никому из них.

Завтра он может вспомнить о чести и порядочности.

Завтра все вернется к правильному и неправильному. Черному и белому. Правде и лжи.

Но сегодня все изменилось.

Пиппа подалась вперед, прижавшись голой грудью к его голой груди. Прижавшись губами к губам в долгом поцелуе. Отказываясь слышать о порядочности.

– Вот это правильно, Джаспер. Одна ночь с тобой. Моя первая ночь… моя единственная ночь. Пожалуйста.

Кросс сжал ее грудь, и она почувствовала, какой конфликт бушует в его душе. И полюбила его за это еще больше.

– Ты пожалеешь об этом. Ты и твоя нелюбовь к нечестности.

Она не пожалеет. Пиппа знала это абсолютно точно.

– Никогда. Никогда не пожалею о встрече с тобой.

Именно в этот момент до нее дошло, что это правда. Что до конца жизни, став женой Каслтона или старой девой с погубленной репутацией, она будет знать, что эта ночь была самой прекрасной в ее жизни. И навечно запомнит этот момент. И будет наслаждаться им.

– Это и твоя первая ночь, – продолжала она. – Твоя первая ночь за шесть лет.

Его глаза потемнели. И она увидела в них обещание наслаждения.

– Пусть это буду я, Джаспер. Пусть она будет моей. Пожалуйста!

Большой палец обводил ее сосок, посылая молнии наслаждения. Прямо в то место, где лежала его рука – невыносимое искушение. Она охнула, и он поцеловал ее, прежде чем отстраниться.

– Я с самого начала пытался тебе противиться. И каждый раз безуспешно.

– Не стоит и сейчас добиваться успеха, – прошептала она. – Я этого не вынесу.

– У меня не было ни единого шанса, – ответил Кросс, широко раздвигая ее бедра, и потянул ее на себя, пока она не оседлала его. Ее голая попка прижималась к твердому свидетельству его возбуждения. Он привлек ее к себе и стал целовать долгими мучительными поцелуями, от которых сладкая боль распространялась повсюду: в груди, в бедра, в мягкое местечко между ними.

Пиппа стала раскачиваться. Он оторвал от нее губы. Глаза под тяжелыми веками сверкали наслаждением.