Это был прямой приказ, а строго приказывать Архарову могла, пожалуй, одна лишь государыня. Да и та этим правом не злоупотребляла. Прочие, включая князя Волконского, говорили с ним миролюбиво, любезно, так, что выполнение распоряжения его не раздражало.

– Не пошлю, ваше сиятельство.

– Отчего?

– Оттого, что там девицы нет.

Княгиня вскочила.

– Мне что же, писать в столицу, жаловаться на вас государыне?!

– Как вашему сиятельству будет угодно.

Княгиня, не прощаясь, вышла из кабинета, хлопнув дверью. Архаров расхохотался.

– Старая дура, вот ведь старая дура… Как только Сашка приедет – сразу под венец!

Он представил себе лицо княгини, когда она узнает наконец правду. И впрямь, без жалобы государыне не обойдется. Однако ее величество любит трогательные амурные истории. Любовь Саши и Лизаньки государыню непременно растрогает. Тем более – любовь, которая увенчалась законным браком.

Архаров был так сердит на княгиню Чернецкую, что решил не поскупиться и устроить свадебный пир. Следовало лишь дождаться жениха.

Прошла неделя.

Архаров был занят допросом – перед ним сидела хорошенькая актерка Танюша Тырина. Она по его просьбе ездила в модные лавки – смотреть блонды, такие же, как те, что на платье, снятом с убитого музыканта. Именно актерка подсказала: таких блондов, такого оттенка, с таким узором, в Москве может более ни у кого не быть. И вот сейчас она докладывала: нашлась модная лавка, где они продаются, завезены месяца два назад, и хозяйка вспомнила, кому их продавала. Это уже была одна из ниточек, за которую можно потянуть. Другая – племянник музыканта, которого обер-егермейстер отдал в учебу музыканту, мастеру игры на клавикордах; музыкант бывал в богатых домах по приглашениям и брал с собой способного ученика…

Смотреть на Танюшу было приятно, и Архаров, слушая, думал: сколько же можно пробавляться амурами с дворовыми девками, стоит, пожалуй, завести настоящую фаворитку, наряжать ее, всем показывать, гордиться ее красотой.

В дверь поскреблись.

– Ваша милость может принять? – спросил, заглянув, Тимофей.

– Я давно жду вас. Заходи. А ты, сударыня, ступай, продолжай свой розыск. Сама знаешь – я буду благодарен.

Поняв, что сейчас обер-полицмейстеру не до нее, Танюша встала и с обворожительной улыбкой выскользнула из кабинета, а Тимофей вошел и поклонился. Вид у него был усталый, кафтан в пыли, на сапогах – хоть репу сажай.

– Поручение вашей милости выполнено. Мы этих голубчиков сопровождали, сколько могли. О том, что случилось на Петергофском тракте, вы, ваша милость, уже известны…

– Да. Чуть ли не в тот же день курьер прискакал.

Князь Волконский, московский главнокомандующий, зная, что Архаров имеет некое отношение к поискам заговорщиков, тут же переправил ему донесение.

– Мы едва не вмешались, уже держали их на мушке, но казаки из конвоя не допустили случиться беде. Один вдруг вырвался вперед и отогнал Бейера. Думали, Бейер его пристрелит, но обошлось.

– Это был тот Ерошка, что вы ко мне послали. Далее!

Несколько удивившись тому, что крепостной конюх Орлова-Чесменского попал в придворную команду казаков, Тимофей продолжал.

– Мы сопровождали их во всех их метаниях и довели до Петергофского тракта. Там нам было удобно подслушать их разговоры. Они называли имена, ваша милость.

– И чьи же?

– Братьев Паниных и великой княгини. Покойной великой княгини…

– Панины!

Интрига в архаровской голове приняла окончательные очертания. Вот кто выбрал для Бейера такую дислокацию, чтобы подозрение пало на графа Орлова, – хитрый Никита Иванович. И ему, судя по донесениям архаровцев, удалось поставить Алехана под удар.

– А потом, ваша милость, они с ума посходили. Младший, Клаус Зайдель, вдруг ни с того ни с сего застрелился. Молчал, молчал, и – бац!

– Одним мерзавцем меньше. Дальше!

– Бейер и Антон Штанге спорили. Они хотели вытянуть деньги у Паниных. Но Бейер собирался мчаться к ним немедленно, а Штанге советовал выждать время, затаиться.

– Еще неизвестно, что хуже, – проворчал Архаров. – И до чего же они договорились.

– Ваша милость, я ж говорю – они все умом тронулись. Штанге достал пистолет и застрелил Бейера.

– Вот это прелестно! – Архаров расхохотался. – После чего и сам засадил себе пулю в висок?

– Нет, вложил пистолет в руку Бейера. Чтобы, когда покойников найдут, поняли, что это они друг дружку застрелили. И потом он обчистил карманы Бейера да и подался прочь.

– Самый разумный господин из всей этой шайки. Что же вы?

– Вот тогда мы его и повязали. Вот добыча, ваша милость, – Тимофей выложил на стол конверт с письмами и браслет.

– Занятно, – сказал Архаров, поднимая браслет поближе к носу, чтобы разглядеть камею.

– Если Бейер не врал, это подарок самой государыни, – неуверенно молвил Тимофей. – А кто его разберет. Он ведь перед своими людьми хвост распускал почище павлина.

– Ежели добрался до Паниных, то мог и до великой княгини. Тут бы расспросить Штанге… А куда вы его дели?

– Сдали в столичную полицию за два убийства. Добычу там не показали, да и он молчал – зачем свою вину увеличивать?

– Был и четвертый.

– Был, ваша милость. Куда подевался – непонятно. Я полагаю, его тогда, в лесу, пристрелили.

– Невелика потеря, – сказал Архаров.

Очень бы удивились Архаров и Тимофей, узнав, что в эту самую минуту Чичерин перечитывает показания Весселя, присланные графом Орловым, а сам Вессель в Острове, лежа в чулане, ждет решения своей судьбы.

– Дать бы тебе пинка под зад, дураку, – изволил сказать граф Орлов, – да тебя и без того Бог наказал. Моли бога, чтобы тебя сочли обычным дураком, что сдуру вляпался сам не ведал во что, и отпустили.

Вессель и молился. При этом он держал в кулаке золотой пятирублевик, имевший в его жизни такое странное значение. Была в монете некая сила, некая связь с иным миром, откуда, кажется, ее и прислали, а зачем – неведомо. И он вспоминал все приключения, все надежды, и довспоминался до Амалии.

Он уже не проклинал бывшую невесту, из-за которой попал в такое мерзкое положение. Он уже не призывал на ее голову кары небесные. Усталость и ощущение никчемности жизни были таковы, что злоба как-то угасла. И бок болел.

Нужно было как-то договариваться с Господом, чтобы спас от путешествия к Шешковскому. Вессель обещал, что будет раздавать милостыню. Ответа свыше не ощутил. Обещал, что будет вести праведную жизнь, женится на сестрице аптекаря Бутмана и станет уважаемым человеком. И этого, видать, было мало.