Платейская кампания явилась наивысшим достижением греческого единства. В течение трех недель более 100 тысяч греков совместно отражали атаки персидской конницы. Они сохранили верность Зевсу Эллению, богу всех греков, которых афиняне призвали на подмогу союзному делу. Они выполнили клятву, которую торжественно принесли перед тем, как перейти гору Киферон: «Я буду сражаться до смерти, я поставлю свободу превыше жизни, я не покину своих военачальников – ни живых, ни мертвых, я буду выполнять все приказы командиров, и я похороню своих товарищей по оружию там, где они падут, и никого не оставлю без погребения»[33]. Во время маневров перед битвой платейцы сняли межевые камни на границе с Аттикой, чтобы исполнить предсказание дельфийского оракула, обещавшего победу на аттической земле. После победы особые почести были оказаны платейцам, на чьей земле похоронили павших греков. Полисы – члены Общегреческого союза решили, что в каждую годовщину победы в Платее будут собираться политические и религиозные представители «Греков», чтобы принести жертвы Зевсу Освободителю и провести игры в честь освобождения; что платейцы будут посвящены Зевсу как священный и неприкосновенный народ; и что платейцы должны принести жертву Зевсу и Гермесу от имени павших греков. Эти церемонии проводились в течение многих столетий; глава платейского полиса неизменно заканчивал жертвоприношение словами: «Я пью за людей, погибших за греческую свободу».

Поскольку значительная часть Греции все еще оставалась под персидским игом, победители обязались в рамках Общегреческого союза продолжать борьбу и регулярно выставлять 10 тысяч гоплитов, тысячу конников и 100 боевых кораблей. Успех привлек к делу освобождения новых сторонников. К союзу уже присоединился восставший Самос. До окончания года принесли клятву верности и послали своих представителей на Общегреческое совещание островные ионийцы и эолийцы. Клятва, произнесенная перед Платейской битвой, вероятно, повторяла первоначальное обязательство союзников «наложить десятину» на покорившиеся персам государства. Теперь союзники решили идти на Фивы и потребовать выдачи коллаборационистов. Фиванцы выдержали двадцатидневную осаду а затем выдали всех коллаборационистов, которые не успели бежать. Их привели в союзный штаб на Истме на суд Общегреческой лиги. Однако Павсаний распустил союзную армию и незамедлительно казнил предателей.

В тот же сентябрьский день, когда произошла битва при Платее, греки одержали победу при Микале на побережье Малой Азии. Это событие открыло новую страницу во взаимоотношениях материковой Греции и Персидской империи – за исключением кратковременной интервенции Афин и Эретрии во время Ионийского восстания, греки еще не сражались на землях великого царя. Греческий флот начал эту кампанию в 479 г. не ради освобождения малоазиатских греков, а чтобы помешать персам прийти на помощь Мардонию морем и защитить Грецию от нового вторжения в таких же масштабах, как и в прошлом году. Ведь если бы греческий флот разгромил персидский и захватил бы контроль над Эгейским морем, Ксеркс едва ли сумел бы содержать в Европе более крупную армию, чем та, которую он оставил там осенью 480 г.

Когда греческий флот в 110 кораблей весной 479 г. собрался у Эгины, в штаб командующего Леотихида, царя Спарты, явились шестеро изгнанников с Хиоса. После неудачной попытки убить проперсидского тирана Хиоса они прибыли в Спарту и обратились к спартанскому правительству с просьбой освободить Ионию. Теперь они повторили свою просьбу командующему греческим флотом. Оба раза им отказали. К августу силы флота возросли примерно до 250 кораблей. В этот момент прибыли трое посланцев от группы сопротивления на Самосе, базе вражеского флота. Они сообщили, что персидские корабли в плохом состоянии, самосцы восстали против проперсидского тирана Теоместора и что, увидев корабли союзного флота, ионийцы восстанут. Леотихид потребовал от пришельцев поклясться в верности и повел греческий флот к Самосу. Персы тем временем распустили быстроходную финикийскую эскадру и с остатком флота перебрались в Микалу на материке, где корабли вытащили на берег, а вокруг них построили частокол. В этом месте уже стоял лагерем 60-тысячный персидский гарнизон Ионии, так что общие силы при Микале, включая морскую пехоту и команды кораблей, насчитывали около 100 тысяч человек. Значительную их часть составляли греки и другие покоренные народы, чья лояльность была сомнительна. Греческий флот, готовый к абордажной тактике, был укомплектован примерно 5 тысячами морских пехотинцев в дополнение к 45 тысячам моряков, вооруженных для рукопашного боя. Поэтому Леотихид направился к Микале и вызвал персов на морской бой, но те не двинулись с места.

Тогда Леотихид решил сыграть на возможных разногласиях во вражеском лагере. Подойдя на своем флагмане поближе к берегу, он объявил ионийцам, находящимся на службе у персов: пусть они не забывают о свободе и передадут своим друзьям пароль «Гера». Затем он высадил все свои войска чуть дальше по побережью. Персидский командир, встревоженный этим объявлением, как и рассчитывал Леотихид, разоружил самосцев, а милетян поставил на путях, ведущих в глубь страны. Его пехота устроила заслон из высоких плетеных щитов и приготовилась к стрельбе из луков. Когда греки под командованием Леотихида занимали позиции, по их рядам прошел ни на чем не основанный слух, что их сородичи в Греции одержали великую победу. Воодушевленное войско пошло в наступление. Афиняне, возглавлявшие прибрежный фланг, прорвались сквозь заграждение из плетеных щитов. Сплошной строй гоплитов оттеснил персидскую пехоту, и отряды афинян, коринфян, сикионцев и трезенцев на плечах у беглецов ворвались в укрепленный лагерь. Тут подошла и остальная армия во главе с лакедемонянами, которые задержались на пересеченной местности, и устроила финальное побоище, во время которого ионийцы напали на своих хозяев-персов. Персидские пехотинцы небольшими разрозненными группами бились до конца, но большинство их подданных бежали в глубь страны, где они попали в руки милетян. Когда сражение закончилось, мертвых насчитывалось около 40 тысяч, а корабли были сожжены на берегу. Эта решительная победа принесла грекам безусловное господство в Эгейском море. При новом наступлении Ксерксу пришлось бы рассчитывать лишь на финикийский, кипрский и египетский флоты, так как ионийцы и эолийцы опять находились на грани восстания.

Одержав победу, греки оказались перед политической и военной проблемами, причем весьма важными. Общегреческое совещание в Коринфе, несоменно, приказало Леотихиду сдерживать или атаковать персидский флот, принимая любую помощь, какую предложат ионийцы. Вполне вероятно, что совещание назначило в штаб Леотихида своих представителей, наделенных полномочиями принимать новых членов в Общегреческий союз и определять политику в восточной части Эгейского моря. Перед битвой при Микале Леотихид вел переговоры с самосскими агентами и взял на себя обязательство оборонять Самос от Персии. Следовало ли принимать такое же обязательство в отношении ионийцев и эолийцев с азиатского побережья? Ответ Спарты на этот вопрос всегда был ясен: она обещала дипломатическую поддержку, но не военную помощь. Сухопутная держава, лишенная кавалерии, она не считала возможным своими силами оборонять прибрежную полоску от всей военной мощи Персидской империи. В данном случае, когда в штабе Леотихида шли дебаты, мнение спартанцев осталось прежним, и к нему присоединились другие пелопоннесцы. Поэтому они посоветовали ионийцам и эолийцам покинуть азиатское побережье – выход, который когда-то предложил Биас из Приены и к которому прибегли некоторые полисы, – и поселиться на территориях, имеющих удобный выход к морю, отняв их у государств, сотрудничавших с персами.