что-нибудь из «Нирваны», чтобы иметь представление о том, что такое стиль гранж.

– Если парень слушал это на полную громкость, – сказал он, – то ничего удивительного, что у кого-то в Локне лопнуло терпение.

И снова смех, такой же взрывной, как и раньше.

– Я читала материалы по делу Лины, – сообщила Эйра.

Эйлерт Гранлунд сразу перестал смеяться.

– Ух ты. А зачем? – И, не дав ей ответить, продолжил: – Да, да. Это все из-за того убийства отца Хагстрёма. Ты еще звонила, спрашивала, не фигурировал ли тот мужчина в расследовании. Я думал над этим. Вдруг мы что-то упустили? Фронт работ был вон каким обширным. Возможно, самое трудоемкое дело за все время моей службы в полиции.

Он поскреб подбородок, покачал головой, встряхнулся.

– Но в конце концов мы его раскрыли. Мы сделали это, хоть это и было чертовски нелегко. Такой молодой преступник и девушка. Встреча с ее родителями… Порой единственное, что помогает нам удержаться на плаву и не слететь с катушек, это осознание того, что ты хорошо сделал свою работу, сколько бы бессонных ночей тебе это ни стоило. Думаю, еще никогда моя жена не была настолько близка к тому, чтобы уйти от меня, как тогда.

Все то, о чем Эйра не должна была говорить, крутилось сейчас у нее в голове. О допросах, тянувшихся часами, и словах, которые насильно вкладывались в рот Улофу. О Лине, которую, возможно, никто и не топил в реке.

Ей пришлось напомнить себе, что она здесь не для того, чтобы ставить под сомнение работу тогдашних сотрудников полиции. Поэтому она молча слушала, отхлебывая его кофе и отщипывая кусочки от булочки, пока он говорил. Родители Лины очень крепко зацепили Эйлерта, возможно, потому, что в ее отце он узнал самого себя. Они оба, как и многие другие, происходили из семей, которые развалились на почве пьянства родителей, но Ставреды избрали путь абсолютной трезвости. Отец и мать, оба активно претворяли свои ценности в жизнь и очень переживали за дочь из-за того, чем она занимается на улице. Но она раз за разом ускользала из их крепких сетей, с помощью которых они пытались оградить детей от падения в пропасть. Старшие-то братья все разъехались, одна Лина осталась, поэтому вся их забота была исключительно о ней.

– Вы допрашивали еще одного человека… – начала было Эйра.

– Да, мы много кого допрашивали. Обычно память меня не подводит. Моя жена постоянно твердит мне: решай кроссворды. А я терпеть их не могу. Какой от них толк?

– Магнус Шьёдин.

– За столько лет я допросил тьму народу…

– Он был бойфрендом Лины. Вы несколько раз таскали его на допрос.

– Да, да, но погоди-ка… Шьёдин, говоришь? Так ты доводишься ему родней?

– Он мой брат, – ответила Эйра. Подобная фамилия в их округе была не редкость, ничего удивительного, что Эйлерт сразу об этом не подумал.

– Вот оно что. Я понятия об этом не имел. – Эйлерт прищурился, глядя на солнце, выглядывающее из-за островов Сандё и Сванё, – веранда была построена под таким углом, чтобы иметь возможность лицезреть все великолепие заката от начала и до конца. Несколько чаек с криками парили в вышине.

– Знаешь, когда ты это сказала, я вспомнил его. Такие обстоятельства запоминаются, вопросы и ответы, выражение лица. Ощущение присутствия человека в комнате и его отношение к преступлению. Помнишь даже, о чем думал, пока говорил с ним. Это только имена подводят и со временем забываются, когда мозги начинают зарастать мхом.

– Ты помнишь, о чем ты думал, когда его допрашивал?

– Почему ты сейчас меня об этом спрашиваешь? – Эйлерт прищурился, его взгляд был все таким же пытливым, как и раньше.

– Между нами восемь лет разницы, – сказала Эйра, – я тогда была еще ребенком, а потом мы ненадолго потеряли друг друга из виду. Мне нужно знать, какой он на самом деле, мой брат.

В душе она надеялась, что Магнус не станет материалом для выпуска новостей на завтра или послезавтра. Иначе у нее появится куда больше проблем, чем чувствующий себя обманутым Эйлерт Гранлунд.

– Тебе когда-нибудь приходило в голову, что это мог быть он? – спросила она.

– Нет, мы ведь довольно рано убедились в виновности Улофа Хагстрёма. У нас имелись доказательства и свидетели… Все было ясно как божий день.

– Я имею в виду еще раньше, в первые дни после исчезновения Лины. Ты помнишь, о чем подумал тогда?

– Хм. Возьму-ка я себе виски. Обычно он помогает мне прочистить мозги.

Когда он исчез в доме, до Эйры внезапно дошло, что она почуяла характерный запах спиртного, когда только приехала сюда. И еще ей показалось, что Эйлерта слегка покачивает при ходьбе. Она проверила телефон: три пропущенных звонка от Августа и ни одного сообщения.

– А, я и забыл – ты же за рулем, бедняжка, – огорченно протянул Эйлерт, когда вернулся обратно с бокалом и бутылкой односолодового виски «Хай Коуст». Он налил себе и сел, крепко держась за стол.

Тихий сдержанный стон, затаенная внутри боль, на которую он старался не обращать внимания.

– Разумеется, сначала мы нацелились на ее парня. В таких случаях подобных типчиков подозревают в первую очередь наравне с теми, кто уже успел засветиться перед законом и так далее… Между ее приятелями ходили разговоры о том, что он ревнив. Лина несколько раз пыталась оборвать с ним отношения, но он был назойлив. Типичная ситуация, прежде мне уже доводилось с таким встречаться. У него имелось алиби, не помню какое, но там все было на тоненьком. Был момент, когда мы считали парня Лины главным подозреваемым по делу о ее исчезновении, но если ты спрашиваешь меня…

– Именно что спрашиваю.

– Не было в нем этого. Такое у меня сложилось впечатление. Он был, как бы это сказать… увертливый. Были те, кто считал, что он врет, что он виновен, но я не был в этом так уверен… Более того, у меня сложилось впечатление, что он не хочет ошибиться. Он словно шагал на цыпочках, думал на секунду дольше обычного, прежде чем дать ответ, и тому подобное. Складывалось впечатление, что, возможно, он врет, чтобы кого-то выгородить. Какое-то время мы действительно полагали, что их могло быть несколько.

– А на самом деле?

– Ничего. Я ошибся. Магнус Шьёдин не был близко знаком с Улофом Хагстрёмом, он не стал бы рисковать ради него, – Эйлерт Гранлунд опрокинул в себя вторую порцию виски, или какая там по счету она у него была, и налил себе еще чуток.

– Приходится признать, что все мы иногда ошибаемся. Но,