— Это не обязательно, — сказала она.

— Мне договориться насчет водителя на завтра? — спросил портье.

Он также предложил ей заплатить за проживание сразу и сказал, что придет за ней утром в любое время, какое она назовет. Еще сообщил: водитель отвезет ее, куда она скажет, только в пределах города.

— Я буду готова в восемь, — сказала она.

Гори открыла глаза, когда еще было темно. Пять утра. В шесть она приняла душ, почистила зубы. В кухонном шкафчике нашла коробку «Липтона», зажгла конфорку и приготовила себе чай. Выпила его с печеньем, оставшимся у нее еще с самолета.

В семь в дверь позвонили. Горничная принесла пакет с фруктами, хлеб, масло, печенье. Это и были продукты, о которых говорил портье.

Горничную звали Абха. Разговорчивая женщина лет тридцати пяти, мать четверых детей. Старшему, как она сообщила Гори, уже исполнилось шестнадцать. Она также успела поделиться, что подрабатывает еще в клинике красоты уборщицей, и приготовила для Гори еще чаю, выложила на тарелку новое печенье.

У Абхи чай получился вкуснее, крепче, к нему подала сахар и молоко. Через несколько минут она вынесла из кухни еще одну тарелку.

— А это что?

Оказывается, Абха приготовила ей омлет. Омлет со жгучим красным перцем и жареными хлебцами. Гори съела все, запила чаем.

В восемь утра, выглянув с балкончика в спальне, Гори увидела внизу ожидающую ее машину. Водитель, курчавый молодой человек, уже чуть располневший, в брюках и кожаных шлепанцах, облокотился на капот и курил.

Он повез ее на север города, по Колледж-стрит, мимо Президенси. Она ехала в свой старый родной квартал к Манашу. Но оказалось, Манаш жил сейчас у одного из сыновей в Шиллонге. В бабушкиной и дедушкиной квартире ее встретила жена Манаша.

Они сели в одной из комнат и начали разговаривать. Гори познакомилась с другим сыном Манаша и с внуками. Они все очень удивились ее неожиданному приезду, действительно обрадовались, были очень обходительны. Угощали ее, поили чаем. Из окон доносились свистки полицейского, звон трамваев.

Ей хотелось попросить разрешения выйти на балкон, но она передумала. А сколько часов она когда-то провела там, наблюдая за жизнью оживленной улицы, сколько времени простаивала, облокотившись на перила и подперев рукой подбородок! А сейчас вдруг поняла, что не представляет себя опять на этом балконе.

Они позвонили по сотовому телефону в Шиллонг. Гори услышала в трубке его голос. Голос брата, за которым она когда-то последовала в этот город, благодаря которому она познакомилась с Удаяном. Манаша, первого и самого верного спутника ее жизни.

— Гори, неужели это ты?! — воскликнул он. Его голос потерял былую звонкость и зычность. Звучал голос старика, но преисполненный чувств.

— Да, я.

— И что тебя сюда привело?

— Вот захотелось побывать здесь снова.

Он разговаривал с ней нежно, как и прежде, в теплых уменьшительно-ласкательных формах, как родители разговаривают с детьми, как Удаян с Субхашем разговаривали когда-то друг с другом. Как разговаривают брат с сестрой, а не возлюбленные. И как никогда не разговаривали с ней ни Удаян, ни Субхаш.

— Приезжай в Шиллонг на несколько деньков. А нет, так дождись меня, я скоро вернусь в Колкату.

— Постараюсь. Просто не знаю, сколько я здесь пробуду.

Он сообщил, что из всех сестер у него в живых осталась только она. Что вообще из всей семьи живы только они двое.

— А как там моя племянница, моя Бела? Я увижу ее? Когда-нибудь-то познакомлюсь с ней?

— Обязательно! — поспешила уверить его она, хотя знала, что этого не произойдет никогда. Вскоре попрощалась с ним.

Водитель снова повез ее в южную часть города. Они ехали мимо Чаурингхи, мимо Эспланады, мимо «Метро Синема», мимо Гранд-отеля.

Она сидела в машине, пробиравшейся сквозь пробки, и представляла себя юной, стоящей в одном из этих битком набитых автобусов. На ней хлопчатое сари, какие носила в колледже, и она ехала на свидание с Удаяном, чтобы посидеть с ним в каком-нибудь тихом уютном кафе, где их никто не смог бы узнать и окликнуть.

— Может, отвезти вас в «Нью Маркет»? Или в какой-нибудь торговый центр?

— Нет.

Когда они свернули на Южную авеню, она велела ему ехать прямо.

— В Калигхат?

— Нет, в Толлиганг. Это за трамвайным депо.

Они ехали мимо реконструированной мечети султана Типу, мимо кладбища. Теперь здесь находилась станция метро, прямо напротив депо. Водитель сказал, что ветка эта длинная, тянется до самого аэропорта Дум-Дум.

На противоположной стороне дороги она увидела высокие кирпичные стены киностудии и «Толли-клаб». А потом впереди показалась маленькая мечеть с красно-белыми минаретами. По прошествии сорока лет она так и стояла здесь, на углу.

Гори велела водителю остановиться, дала ему чаевые и попросила подождать здесь.

— Я недолго, — сказала она.

Люди смотрели на нее с любопытством — на ее солнцезащитные очки, на американскую одежду и обувь. Им даже в голову не могло прийти, что она тоже когда-то жила здесь. Очень давно, а не теперь, когда клаксоны велорикш смешивались с трезвоном мобильных телефонов.

За мечетью начинались улицы бедных домишек с плетеными бамбуковыми стенами. Она шла мимо них, старательно обходила на дороге бродячих собак. Некоторые дома стали выше, в окнах появились стекла. На крышах торчали антенны, дворики вымощены плиткой.

И дома располагались все так же тесно — ни детских площадок, ни футбольного поля. И дорога такая же узкая, что в нее едва протиснется машина.

Она подошла к дому, где когда-то жила и собиралась состариться вместе с Удаяном. К дому, где она зачала Белу и где Бела могла вырасти.

Дом вопреки ее ожиданиям не постарел, как она сама, а выглядел даже помолодевшим и почему-то не таким уже угловатым и нескладным, как прежде. Фасад его выкрасили оранжевой краской. Старую двустворчатую деревянную калитку заменили веселенькие зеленые воротца, одного цвета с решеткой террасы.

Двора вообще больше не существовало. Дом как-то выдвинулся вперед, фасад оказался почти впритык к улице. Судя по всему, к нему спереди сделали пристройку и использовали это место, например, как гостиную или столовую. Слышно было, как в одной из комнат работает телевизор. А перед домом возле самого входа больше нет открытой водосточной канавы.

Она обогнула дом и направилась к прудам, но их там больше не было. На их месте теперь тоже выросли дома.

Пройдя еще дальше, она обнаружила, что и низина исчезла. Место, где когда-то была низина, теперь тоже заполонили дома, перед ними стояли мопеды, сушилось на веревках белье.

Конечно, ей хотелось узнать, помнит ли кто-нибудь из проживающих здесь людей те события, что навсегда остались в памяти у нее. Ей даже захотелось остановить проходившего мимо мужчину примерно ее возраста в майке и штанах-лунги, чье лицо показалось ей смутно знакомым. Не исключено, что он был одним из бывших школьных товарищей Удаяна. Видимо, он шел на базар, в руках держал авоську. Он прошел мимо, не узнав ее.