По счастью для Льва, пребывание в забвении продолжалось недолго: когда Никифор I Геник погиб в сражении и царем стал Михаил I Рангаве, полководца амнистировали и записали в число служащих при дворе самого императора. Там Лев встретил товарища своей боевой юности Михаила Травла, которому Рангаве доверил многие вопросы внутреннего управления государством, а также дипломатические дела. Впрочем, вскоре, ввиду нехватки опытных командиров, Лев был возвращен на Восток и назначен стратигом Анатолийской фемы — очень серьезное повышение[444].

В начавшейся войне с болгарами император очень надеялся на Льва Армянина и его армию, не раз демонстрировавшую хорошую выучку и высокую боеспособность. Во время похода пассивность царя и его ставки не раз вызывала в полководце желание напасть на болгар, но в отсутствие приказа императора такое своеволие могло быть жестоко наказано — Лев уже на себе это испытал. Когда же в ходе злополучного сражения у Версиникии римское войско было разгромлено, Лев отвел 8 тысяч своих солдат назад к Адрианополю, сохранив, по существу, единственную организованную воинскую часть. В это время в Анатолийской армии неожиданно возникло предложение объявить Льва Армянина царем.

По одной версии, как указывалось в предыдущей главе, полководец не имел к этому почину никакого отношения и был застигнут врасплох. Но по другой, Лев втайне инспирировал солдатскую инициативу. Рассказывают, будто он говорил своим стратиотам: «Не пристало оленю, который ныне пустился в бегство и бежит к жене под юбку, а нас, свое войско, оставил на растерзание врагу, начальствовать надо львами». Все же, даже если принять эту версию — а его честолюбие было всем известно, Лев очень волновался и не решался публично объявить свое согласие. И только грозный окрик Михаила Травла, пригрозившего убить его в случае отказа от царства, вернул ему самообладание.

Но Льва можно было понять. Императорский титул имел в глазах византийцев сакральный смысл, и человеку с нормальным сознанием нелегко было решиться на обладание тем, что подвластно только Богу и Его ставленнику на земле. Кроме этого, существовали и сугубо земные причины: где-то доживали свой век сыновья Константина V, на одном из островов молился Богу в келье инок Варданион, некогда провозглашенный армией императором. Эти лица имели не меньшие основания для того, чтобы претендовать на императорский пурпур, и Лев всерьез опасался, что его царствование будет непрочным. По этой причине в дальнейшем новый император будет чрезвычайно внимателен ко всем мелочам, которые бы могли свидетельствовать о появлении нового претендента на трон.

Так или иначе, но Лев согласился на царство и со своей армией вошел через Золотые ворота в Константинополь. Здесь произошел один эпизод, впоследствии сыгравший немаловажную роль в грядущих событиях. Когда царь снял свой плащ, чтобы переодеться в пурпурные одежды, Михаил Травл, назначенный конюшенным нового императора римлян, набросил его на свои плечи. Из этого все сделали вывод, что вскоре Михаил сам станет царствовать в Римском государстве[445].

Непосредственно перед венчанием произошел еще один любопытный инцидент, имевший самое непосредственное отношение к последующему царствию Льва Армянина. После поражения Рангаве в столице не осталось никакой авторитетной силы, способной повлиять на выбор нового императора, кроме Константинопольского патриарха. Но св. Никифор действовал не без осмотрительности. Опасаясь, что Лев Армянин по живости и решительности своего характера вторгнется в церковную сферу, он потребовал от него письменного обязательства в том, что, став царем, не станет менять святые догматы.

При всем понимании мотивов, которыми руководствовался святой патриарх, нельзя не заметить некоторой неловкости. Как показал пример Михаила Рангаве, в сложившейся к тому времени ситуации ни один царь не мог предопределить окончательную победу той или иной партии, и заявленные патриархом требования в адрес императора выглядели как публичное наступление на его исторически сложившиеся прерогативы. Такие комбинации могли пройти только со слабыми фигурами, но не с прирожденным бойцом Львом V. И вскоре попытка ограничить права императора в Церкви выльется в решительное наступление царя на полномочия самого Константинопольского архиерея.

Но в данный момент острожный Лев в частном письме выполнил требования патриарха, однако тот не удовлетворился и потребовал официального документа. Тогда Лев пошел на хитрость: он пообещал архипастырю выдать ему просимый документ на руки после венчания, а до тех пор под неясными предлогами отказывался это сделать. Положение Римского государства в те дни стало совсем отчаянным, и патриарх, в котором чувство патриота пересилило осторожность, согласился. 11 июля 813 г. св. Никифор венчал Льва V на царство[446].

Впоследствии, когда вероисповедальные симпатии царя определились, начались разговоры, будто бы император обманул патриарха. Якобы многие признаки свидетельствовали о том, что на трон восходит еретик, который причинит Церкви много страданий. В частности, будто бы еще при венчании патриарх, возлагая диадему на голову Льва, укололся об колючку, застрявшую в его волосах, из чего сделал соответствующие выводы. Но, как представляется, это — не более чем поздний вымысел, своего рода «демонизация» Льва Армянина, очевидное отмщение ему со стороны иконопочитателей.

Став императором, Лев наградил тех, кто служил все эти годы рядом с ним, а также проявил мудрость и предусмотрительность, приблизив к себе бывших слуг Михаила Рангаве, предлагавших тому воевать со Львом ради царства. Михаил Травл стал патрицием, Фому, товарища своей молодости, назначил турмархом, а Мануила возвел в ранг стратига Армении, сказав при встрече: «Не к лицу тебе воевать со мной». На что полководец дерзко ответил: «А тебе не пристало поднимать руку на своего благодетеля». Однако Лев, храбрый человек, любил мужество во всех его проявлениях и простил обиду Мануилу.

Если опасение за свое царство и сжимало сердце Льва V, то времени на раздумья о будущем не оставалось — разгромив римское войско, хан Крум осадил Адрианополь и беспрепятственно подошел к стенам Константинополя. По языческому обычаю Крум принес на берегу Босфора в жертву своим «богам» множество людей и животных, затем вошел в морские волны и искупался. Выйдя на берег, он окропил морской водой болгарских воинов, приветствуемый своими многочисленными женами и бойцами, с восторгом взиравшими на великого вождя.

Хотя хан находился в пределах полета стрелы, никто из защитников византийской столицы не решился выстрелить — все напряженно ожидали, что дальше будет делать варвар. Как опытный полководец, тот понял, что город, защищенный такими надежными укреплениями, ему не взять, но для того, чтобы припугнуть византийцев, приказал обнести эту часть городской стены насыпным валом.

Затем произошло одно событие, повлиявшее на ход военных действий, хотя достоверность его признается не всеми историками. Итак, придя к выводу, что им ничего не угрожает, болгары активно занимались грабежом ближайших селений, не подозревая, что царь Лев Армянин уже придумал, каким способом наказать захватчиков. Во главе войск своей фемы он стал лагерем возле Месемврии, но ночью тайком от врага с изрядным числом опытных бойцов спрятался в засаде, не посвящая в свои планы остальных римских командиров. Наутро весть о том, что император покинул войско, разнеслась по всему византийскому лагерю и дошла до болгар, которые окончательно утратили бдительность. Однако на следующую ночь Лев V с засадным отрядом внезапно напал на врагов и нанес им поражение. Война — это война, поэтому римские легионеры не жалели ни взрослых, ни детей, отвечая болгарам за разорения. С тех пор холм, за которым скрывался император с войском, болгары назвали «холмом Льва», и память об этом нападении передали потомству[447].