73-е ВСО успело уже частично приехать. Мы выехали в расположение их рот и везли с собой предписание. Каждому рекогносцировщику дать по четыре солдата. Хватило бы и двух, но мы предполагали лишних людей пустить на сторону на «децзаготовки».

Дали нам по три девушки и по одному мужчине. Капитана Финогенова и меня завезли за 50 км в деревню Залесье возле города Щорса, бывшего Сновска. Финогенов должен был рекогносцировать БРО в самой деревне, а я соседний, ниже по Снову, более легкий, но более дальний.

Поместились мы, как всегда, в разных хатах. С солдатами я моментально нашел общий язык, и они тут же отправились на отхожий промысел. А я вечером вышел на свой участок и до темноты успел обойти весь БРО и наметить на схеме расположение рот и взводов, которое капитан Финогенов утвердил без изменений.

Вернувшись в деревню, я узнал от солдат, что отхожий промысел есть. Запасы продуктов у крестьян столь велики, что погребов не хватает, нужно рыть и строить новые погреба. Можно за пивней (петухов), можно за самогон.

Афанасий Николаевич был человеком непьющим, и потому я договорился с бойцами так: капитану Финогенову по пивню ежедневно, а мне через день, а через день пол-литра самогону. Все, что солдаты получат сверх того, идет в их пользу. Этот договор соблюдался неукоснительно.

На следующий день я со своими тремя девочками, Афанасий Николаевич со своими — пошли на работу. Я очень старался, не ленился ложиться на живот, тщательно выбирал каждую огневую точку, стремясь, чтобы и на бумаге выглядело внушительно, и на местности обстрел был бы широкий. Словом, за три дня я наметил на берегу тихого извилистого — «снующего» Снова оборону совершенно неприступную.

А по вечерам меня ждала добрая чарка с огурцом, вареный петух и многое молочное.

Когда я начертил схему и показал ее Афанасию Николаевичу, он меня расхвалил, только заставил один пулемет повернуть на 90°. Я отправился в поле и переставил точку.

Мне предстояло идти километра за три в соседнюю деревню Новые Млины, где рекогносцировал капитан Дементьев, чтобы увязать с ним огонь на флангах.

Пошел я туда после обеда. Где он остановился — я не знал и заглянул в сельсовет. Девушка-секретарша сказала, что она тоже не знает, а надо спросить у председателя и предъявить ему документы.

— А где председатель?

— У аппарата. Я вас провожу.

Я подумал, какая оперативность! Только месяц, как их освободили, а уже налажена телефонная связь.

Я вошел в указанную хату, держа свои документы наготове. Девушка скрылась, а я остановился на пороге, разинув рот.

В чаду, в зловонных сивушных и табачных клубах на полу лежали соединенные резиновыми шлангами две 200-литровые бочки — холодильники, третья бочка — побольше — была превращена в печь и стояла в центре хаты, на ней высилась четвертая с бардой.

Это был не самогонный аппарат, а настоящий завод с трубой, выводившейся через русскую печь. Производительность завода соответствовала его размерам — драгоценная жидкость текла струей прямо в ведро, вокруг которого хлопотала старушка.

На столе под вышитым полотенцем я увидел хлеб, на тарелке соленые огурцы, рядом стояла зеленая бутылка со стаканами.

За столом сидели: сержант, совершенно пьяный, и пожилой однорукий мужчина.

— Пей! — закричал мужчина, не обращая внимания на протянутые мною документы, не слушая, что я его спрашивал… Он мне совал стакан в нос. — Пей! — повторил он зычным голосом.

Залпом я выпил крепчайшего первачу, закусил, а дальше…

Дальше я ничего не запомнил. Куда-то меня поволокли — не то на свадьбу, не то на поминки. Какие-то девчата пели и плясали. И я пел, меня тащили плясать…

Проснулся я на следующий день часов в 10 под красным стеганым одеялом, на красной перине. Где я провел эту ночь, я не помнил, однако против седьмой заповеди как будто не согрешил.

Какая-то старуха дала мне умыться, поднесла чарочку самогона, угостила закуской. Я ее поблагодарил и побежал искать капитана Дементьева, но найти не сумел, так как он с утра отправился расставлять колья. Пришлось мне зашагать на стык наших БРО одному. Без труда по колышкам я разгадал систему огня соседа и нанес на свой план. О своем приключении я не признался Афанасию Николаевичу.

Между прочим, крепко запомнив изобилие продуктов в тех местах, Красильников и я в 1950 и 1951 годах два лета подряд отправляли свои семьи на Черниговщину, на дачу, подкормиться на берегах Снова.

Конечно, к тому времени львиную долю накопленных запасов наши власти уже успели вытянуть у тамошних крестьян и успели посадить всех бывших старост, полицаев, а также их жен и прочих родственников. Но все равно, жилось там привольно и зажиточно, и дети наши осенью возвращались оттуда весьма довольные и поздоровевшие.

Возвращаюсь к прерванному рассказу.

Наступил праздник Октябрьской революции. Хозяйка по такому случаю собралась гнать самогон. А мы с Афанасием Николаевичем собирались потихоньку обрабатывать материалы и мечтали в тишине хорошо провести праздники.

И вдруг в ночь с 5-го на 6-е ноября раздался ужасный стук в дверь моей хаты. А на улице стояла непроглядная тьма, дождь хлестал и ветер выл.

Хозяйка выбежала открывать. При свете ночника я увидел рослую фигуру капитана Баландина.

— Голицын, вставай немедленно! Где капитан Финогенов? — Он говорил прерывающимся от волнения шепотом.

— Он в доме напротив.

— Ступай, буди его, скажи — сейчас едем.

Грязь была такая, что в темноте я еле перешел улицу. Насилу я достучался. А дождь хлестал такой, что я весь промок, пока стучался.

— Да туды его растуды! — стонал Афанасий Николаевич, одеваясь, — чтоб его машине да застрять в овраге! Батюшки, 4 часа утра! А в чем дело — не знаете?

— Понятия не имею.

— Немедленно ехать рекогносцировать рубеж по Днепру! Возможно, придется работать подогнем противника, — объявил капитан Баландин, когда Афанасий Николаевич и я подошли к машине.

— Да послушайте, вы смотрите — какой дождь, все дороги развезло, — говорил Финогенов.

— Товарищ капитан, нам не проехать, сюда еле добрались, — поддержал шофер.

— Приказываю ехать немедленно! — крикнул Баландин. — Я обязан рапортовать, что рекогносцировки начались сегодня.

И мы поехали.

— Этому обалдую хорошо в кабине, — шептал Афанасий Николаевич, ежась от дождя.

Кое-как к утру мы добрались за 13 километров до города Щорса.

В течение первой половины дня Баландину удалось собрать всех рекогносцировщиков, и часам к 10 вечера мы прибыли за 100 километров на берег Днепра в город Любеч. А дождь лил весь день, и мы вымокли до нитки.

В Любече для рекогносцировок были оставлены капитаны Финогенов и Дементьев, а также и Ваня Стахевич. За полтора года из бригадира голодных мальчиков-белоруссов он благодаря своей расторопности и природному уму вырос до старшего техника 1-го Отдела.