Сгорбившееся, грязное существо ковыляло к мусорной яме, волоча за собой ржавый бак с помоями. Только по заросшим седеющей щетиной щекам можно было угадать, какого оно пола. Бедолага был одет в бушлат когда-то цвета «хаки», растянутые тренировочные штаны и разбитые кеды. Остановившись, он воровато оглянулся и, что-то быстро подняв, засунул себе в рот и двинулся дальше.

– Эх, ща бы хоть чернышевского пошамать и на шконку[49], – Ивониха посмотрела на доходягу в окно и зевнула. – Совсем запаршивел ханурик. Наверное, скоро кони кинет.

– Че за базар, дави на массу, – Нинка Полтавская послюнявила край обрывка газеты и, свернув самокрутку, с удовлетворением рассматривала результат своих трудов.

– Запарила смолить-то. И так не продохнуть.

– А ты канай на топталовку[50]и дыши там, – Нинка набычилась и угрожающе засопела.

– Да я че, я ниче, – дала задний ход Ивониха. Она в отличие от остальных еще держала Полтавскую за Маму[51]и связываться с ней не решалась.

– Гляди у меня, не шелести. Давно по батареям[52]не били?

Нинка привыкла жить положняком[53]и ни как не могла смириться с тем, что теперь они с Ивонихой, как две прошмандовки, колупались в этом сарае – бывшей поселковой библиотеке. Сходняк теперь собирали другие. А за Маму у них вообще эта чувырла понтованая. Еще имя себе придумала – Эльза. Тьфу. Сама еще полгода назад по майданам бегала[54], а теперь типа в законе. Эльза, твою мать. Жучка.

Все перевернулось, когда посланная на жестянку шобла батончиков[55]вернулась с богатым хабаром, да еще приволокла с собой кучу волын и двух мусоров. А заводилой у них была Катька Майдан. Мусоров, конечно, сразу бригадой кинули[56]. Хабар тут же поделили, а Катька стала авторитет набирать. Со стволами ни она, ни Ивониха обращаться не умели, к новым порядкам приспособиться не смогли – вот и списали их. Теперь вот они вдвоем здесь и парились. А что им оставалось? Любимым занятием Катькиной своры было убиться и на трассу – муриков[57]отлавливать. Куда им с Ивонихой-то? Теперь если и перепадало им что, то только вот такие бацильные. Нинка посмотрела на вошедшего доходягу. Уж лучше пробовать пальчик[58], чем так.

– Че встал у стенки, как бикса бановая? – Ивониха подбежала к ханурику и отвесила подзатыльник. – Скидавай подымалки[59].

Бывший кадровый разведчик, вконец сломленный, посаженный на иглу, доведенный ежедневными побоями и редкой кормежкой объедками до состояния узника Бухенвальда, начал послушно снимать штаны.

– Ну давай, давай, Варюха, шевели клешнями, – уже мягче сказала Ивониха. – Чур, я первая буду жарить[60].

– Че там жарить-то? – подала голос Нинка, оглядев бедолагу. – Не болт, а мочало. Придется опять с этим, – она достала из кармана капроновый шнурок, – а с ним – хуже, чем со штырем в галоше[61].

– Ну и живчик наш академик-то! – Мамаев зевнул и поудобнее устроился на банкетке. – Я вот никак выспаться не могу, а он, почти двое суток не спавши, носится как угорелый.

– Да, расшевелил он наше сонное царство, – охранник сидел в кресле и перекидывал из ладони в ладонь ствол автомата. – Наши-то белохалатники как забегали. А-то все только чаи гоняли.

– Да он и помолодел сразу лет на десять, – Егор, хромавший до этого вдоль каких-то стендов с оборудованием, присел рядом с Волоховым. – А, Константин Иванович?

– Что?

– Да ты ему в левое ухо говори, правым он еще не слышит, – Мамаев подобрал ноги и снова зевнул.

– Я говорю, помолодел наш академик лет на десять, да, Константин Иванович? – Егор пересел на левый край банкетки.

– Ну да, – рассеянно ответил Волохов, – часа два он там еще точно просидит, мозговой штурм там у них.

Егор махнул рукой. Скворцов, до этого дрючивший весь персонал спецобъекта № 7 и в хвост и в гриву, сам настраивающий оборудование и сам проверяющий расчеты взмыленных компьютерщиков, часа два назад заперся в операторской с замом главного инженера проекта и начальником расчетного отдела. (Сам главный инженер, как и остальные ведущие специалисты пропали накануне ЭТОГО при невыясненных обстоятельствах.)

– Вот мы ему еще женщину подберем, – поддержал разговор охранник спецобъекта № 7, приставленный к ним «на всякий пожарный», – еще на десять лет помолодеет. Есть тут одна, Женечкой зо…

Дверь в операторскую с шумом распахнулась, ударившись о кадушку с кактусом, стоящим в головах у Мамаева, и из проема, подобно молнии, вылетел Скворцов. Почти тут же заголосили ревуны и замигали красные лампочки.

– Готовность номер один, – прокричал академик, – и, сунув минидиск начальнику РО, рванул по коридору, – у вас пять минут на все про все.

– Кажется, началось, – побелевшие пальцы охранника вцепились в цевье «калашникоа», – помоги нам, господи.

Елка дрогнула и начала медленно заваливаться набок. Усыпанный сухими иголками дерн был вспорот в нескольких местах поднимающейся массивной плитой, и какое-то время его кусок, как кусок пирога на тарелке, балансировал на бетонной поверхности, а затем скатился вниз по наклонной. Через несколько секунд под звук сервомоторов из образовавшегося проема показалась головная часть ТПУ-3[62].