Сквайр, грубоватый и добродушный, за обедом подтрунивал над ее молчанием:

— Ну же, Мэри, будет вам улыбаться и благодарить — это, конечно, хорошо, но надо же на что-нибудь решиться. Знаете, вы слишком молоды, чтобы жить одной, и скажу вам прямо, вы слишком хорошенькая. Здесь, в Норт-Хилле, для вас найдется место, и моя жена вместе со мной просит вас остаться. Вы и не представляете, сколько здесь дел. Нужно и цветы для дома срезáть, и письма писать, и детей бранить. У вас будет хлопот полон рот, обещаю вам.

И в библиотеке миссис Бассат говорила примерно то же самое, дружески положив руку на колени Мэри:

— Нам очень приятно, что вы гостите у нас в доме. Почему бы вам не остаться насовсем? Дети вас обожают, и Генри вчера мне говорил, что стоит вам сказать лишь слово — и он подарит вам своего пони! Вот как много вы для него значите. Жили бы здесь без всяких забот, тревог и волнений, составляли бы мне компанию, когда мистер Бассат в отъезде. Неужели вы все еще скучаете по своему дому в Хелфорде?

В ответ Мэри улыбнулась и снова поблагодарила хозяйку, но она не могла выразить словами, как много для нее значит память о Хелфорде.

Бассаты догадывались, что Мэри еще не оправилась от пережитых потрясений, и по доброте душевной изо всех сил старались ее развлечь; они были очень гостеприимны, и соседи приезжали со всей округи, и, конечно, все обсуждали одну и ту же тему. Раз сто пятьдесят, должно быть, сквайр Бассат рассказывал свою историю, и названия «Олтернан» и «Ямайка» стали ненавистны Мэри, мечтавшей навсегда о них забыть.

Вот и еще одна причина уехать: она стала местной героиней, предметом нездорового любопытства и постоянных пересудов, и Бассаты с гордостью демонстрировали ее своим друзьям.

В благодарность Мэри старалась изо всех сил, но никогда не чувствовала себя среди этих людей непринужденно. Это был не ее круг. Они принадлежали к другому сословию. Мэри питала к ним уважение, и приязнь, и благодарность, но она не могла полюбить их.

По доброте сердечной хозяева старались в присутствии гостей занять ее общей беседой и следили, чтобы девушка не сидела в стороне. А она тем временем тосковала по тишине своей спальни или по уютной кухне конюха Ричардса, чья румяная, как яблоко, жена всегда была ей рада.

А сквайр, упиваясь собственным остроумием, в шутку просил у нее совета, от души смеясь над каждым словом:

— В Олтернане теперь откроется вакансия. Не стать ли вам пастором, Мэри? Бьюсь об заклад, вы будете куда лучше того, прежнего.

И ей приходилось улыбаться, удивляясь тому, что человек может быть настолько толстокожим и не понимать, какие горькие воспоминания пробуждают его слова.

— Ну, больше в трактире «Ямайка» не будет контрабанды, — говорил Бассат, — да и выпивки тоже, уж я об этом позабочусь. Я вымету оттуда всю эту паутину, и ни один браконьер или цыган не посмеет больше сунуть туда нос. Я найду честного малого, который в жизни своей не нюхал бренди, и он будет носить чистый фартук, а над дверью напишет: «Добро пожаловать!» И знаете, кто первый к нему заглянет? Да мы с вами, Мэри!

И сквайр хохотал во все горло, хлопая себя по ляжкам, а Мэри заставляла себя улыбнуться в ответ, чтобы не испортить ему настроение.

Она думала обо всем этом, бродя одна по пустоши Двенадцати Апостолов, и знала, что должна как можно скорее покинуть Норт-Хилл, потому что эти люди ей чужие, и только среди лесов и рек родной долины Хелфорда она снова узнает мир и радость.

Со стороны Килмара к ней приближалась повозка, словно заяц, оставляя на белом инее следы. Это был единственный движущийся предмет на притихшей равнине. Мэри наблюдала за повозкой настороженно, потому что на этой пустоши не было домов, кроме Труарты, в долине у Ивового ручья, но она знала, что Труарта пустует. Хозяина она не видела с тех самых пор, как он стрелял на Раф-Торе.

«Джем Мерлин — неблагодарный мошенник, как и вся их порода, — сказал сквайр. — Если бы не я, сидеть бы ему сейчас в тюрьме, отбывая долгий срок, может, это его и обломало бы. Я схватил его за руку, и ему пришлось сдаться. Признаю, потом он повел себя достойно, это он выследил вас, Мэри, и того негодяя в черном плаще; но он и не подумал сказать спасибо за то, что я снял с него обвинение, и, насколько мне известно, убрался куда-то на край света. Не было еще такого Мерлина, который бы не закончил плохо, и этот пойдет по той же дорожке».

Так что Труарта опустела, лошади разбежались и бродили на свободе по пустоши, а их хозяин уехал прочь с песней на устах, как она и думала.

Повозка приблизилась к склону холма, и Мэри заслонила глаза от солнца, чтобы следить за ее продвижением. Лошадь пригнулась от напряжения, и Мэри увидела, что повозка нагружена странной поклажей: горшками и сковородками, тюфяками и досками. Видно, кто-то уезжал, собрав весь свой скарб. Но даже тут она не догадалась; и только когда повозка оказалась внизу и возница, шагавший рядом, взглянул на Мэри и помахал рукой, она узнала его. Она спустилась к повозке с видом полнейшего безразличия и сразу же подошла к лошади, приласкала ее и заговорила с ней, а Джем подтолкнул ногой камень под колесо, забив его для надежности поглубже.

— Тебе лучше? — спросил он из-за повозки. — Я слышал, ты больна и лежишь в постели.

— Ты, должно быть, что-то перепутал, — ответила Мэри. — Я живу в Норт-Хилле, занимаюсь домашними делами, гуляю. Ничем серьезным я не болела, разве что возненавидела все вокруг.

— Говорят, ты собираешься остаться там и сделаться компаньонкой миссис Бассат. По-моему, это больше похоже на правду. Во всяком случае, осмелюсь заметить, тебе там будет спокойно. Люди они неплохие, особенно когда их получше узнаешь.

— С тех пор как умерла моя мать, никто не был так добр ко мне, а для меня важно только это. Но все равно я не останусь в Норт-Хилле.

— Да ну?

— Представь себе. Я возвращаюсь домой, в Хелфорд.

— Что же ты там будешь делать?

— Попробую снова завести ферму или хотя бы найти работу и скопить что-нибудь, ведь денег у меня пока нет. Но у меня там есть друзья и в Хелстоне тоже, они помогут мне поначалу.

— А где ты будешь жить?

— Нет такого дома в деревне, который