прежде, в давно минувшие времена, когда на холме, на котором сегодня стоит «Ямайка», не было ничего, кроме вереска и камня. Мэри вспомнила, как задрожала, будто ее коснулась холодная, нечеловеческая рука; она и теперь дрожала, глядя на Фрэнсиса Дейви с его белыми волосами и глазами, которые смотрели в прошлое.

Они доехали до границы пустоши и до проселочной дороги, ведущей к броду, и двинулись дальше, через ручей, в огромное черное сердце пустоши, где не было ни дорог, ни тропинок, а только пучки жесткой травы и мертвый вереск. То и дело лошади спотыкались о камни или увязали в мягкой земле, окаймлявшей болота, но Фрэнсис Дейви находил дорогу, как ястреб в небе; мгновение помедлив и вглядевшись в траву внизу, он сворачивал и выбирался на твердую почву.

Скалистые вершины вздымались вокруг них и закрывали мир, оставшийся позади, и две лошади затерялись среди холмов. Бок о бок они пробирались сквозь сухой папоротник мелкими осторожными шажками.

Надежды Мэри стали увядать, и она оглядывалась на черные холмы, которые подавляли ее. Целые мили протянулись между нею и Уорлегганом, и Норт-Хилл словно остался в другом мире. Эти пустоши принадлежали вечности, здесь таилось древнее волшебство, охранявшее эти места. Фрэнсис Дейви знал их тайну и уверенно двигался сквозь тьму, как слепой в своем доме.

— Куда мы направляемся? — спросила она наконец, и ее спутник обернулся к ней, улыбаясь под широкополой шляпой, и указал на север.

— Уже совсем скоро служители закона будут расхаживать по берегам Корнуолла, — сказал он. — Я говорил вам это во время нашего последнего путешествия, когда мы ехали из Лонстона. Но сегодня и завтра нам никто не преградит путь; только чайки и дикие птицы обитают на скалах от Боскастла до Хартленда. Атлантика — мой давний друг, быть может дикий и более беспощадный, чем мне хотелось бы, но все-таки друг. Я думаю, вы слышали о больших кораблях, Мэри Йеллан, хотя в последнее время эта тема вам неприятна; но именно корабль и увезет нас из Корнуолла.

— Значит, мистер Дейви, мы собираемся покинуть Англию?

— А что бы вы предложили? После того, что случилось сегодня, викарий из Олтернана должен порвать со Святой Церковью и снова стать беглецом. Вы увидите Испанию, Мэри, и Африку и кое-что узнаете о солнце. Вы почувствуете песок пустыни у себя под ногами, если захотите. Мне все равно, куда мы направимся; выбор за вами. Почему вы улыбаетесь и качаете головой?

— Я улыбаюсь потому, что все, о чем вы говорите, — нереально, мистер Дейви, и невозможно. Вы прекрасно знаете, что я сбегу от вас при первом же удобном случае и, вероятно, в первой же деревне. Сегодня я поехала с вами, потому что иначе вы бы меня убили, но при свете дня, на виду у людей вы будете так же беспомощны, как я сейчас.

— Ну что ж, попробуйте, Мэри Йеллан. Я готов рискнуть. В своей счастливой самоуверенности вы забыли, что северное побережье Корнуолла вовсе не похоже на южное. Вы говорили мне, что прибыли из Хелфорда, где прелестные тропинки вьются вдоль берега реки и где деревни словно нанизаны одна на другую, а на большой дороге стоят дома. Однако наше северное побережье далеко не столь гостеприимно, вы сами это увидите. Оно такое же пустынное и нехоженое, как и эти пустоши, и вы не встретите здесь ни единого человеческого лица, кроме моего, пока мы не доберемся до той гавани, в которую я намереваюсь попасть.

— Тогда позвольте вас заверить, — сказала Мэри с вызовом, за которым скрывался страх, — позвольте вас заверить, что ничего не изменится, даже если мы доберемся до моря и до вашего корабля и берег останется позади. Назовите какую угодно страну, Африку или Испанию, неужели вы думаете, что я последую туда за вами и не разоблачу вас, человекоубийца?

— К тому времени вы забудете об этом, Мэри Йеллан.

— Забуду, что вы убили сестру моей матери?

— Да, это и многое другое. Забудете пустоши, и трактир «Ямайка», и даже собственные спотыкавшиеся ножки, которые случайно вывели вас на дорогу, где мы встретились. Забудете свои слезы на обратном пути из Лонстона и того молодого человека, который был их причиной.

— Вам нравится оскорблять меня, мистер Дейви?

— Мне нравится задевать вас за живое. О, не кусайте губы и не хмурьтесь. Я угадываю ваши мысли. Я уже говорил вам, что в свое время выслушал немало исповедей, и знаю женские мечты лучше вас самой. В этом мое преимущество перед братом трактирщика.

Тонкая линия улыбки опять прорезала его лицо, и девушка отвернулась, чтобы не видеть глаз, которые насмехались над ней.

Они ехали молча, и через некоторое время Мэри показалось, что ночная тьма сделалась вовсе непроглядной и воздух сгустился. Она уже не различала окружавшие ее холмы. Кони осторожно выбирали дорогу, они то и дело замедляли шаг и храпели, будто от страха, не зная, куда ступить. Земля стала сырой и топкой, и, хотя Мэри ничего не видела вокруг, почувствовав под собой мягкую, податливую траву, она поняла, что кругом болота.

Вот почему испугались лошади. Мэри взглянула на своего спутника, пытаясь разгадать его настроение. Подавшись вперед, викарий напряженно всматривался в темноту, которая с каждой минутой становилась все гуще и непроницаемей. Девушка увидела по его напряженному профилю и тонким губам, сжатым плотно, как капкан, что он полностью сосредоточен на дороге, грозившей новой опасностью. Нервозность лошади передалась всаднице, и Мэри подумала о том, как выглядят эти же болота при ярком свете дня, как, наверное, колышутся на ветру коричневые метелки травы, а поодаль высокий тонкий камыш дрожит и шелестит при малейшем дуновении, внизу же под ним ждет в тишине черная вода. Мэри знала, что даже коренные жители пустошей способны заблудиться и сделать неверный шаг, и тот, кто только что шел уверенно, может внезапно оступиться и утонуть. Фрэнсис Дейви знал пустоши, но и он не был непогрешим и мог сбиться с пути.

Ручей журчал и пел свою песню; можно было услышать за милю, как он бежит по камням. Но вода болот не издавала ни звука, и первая же ошибка могла стать здесь последней. Ее нервы были напряжены в ожидании, и полубессознательно девушка приготовилась соскочить, если ее лошадь вдруг внезапно рванется и, как слепая, забьется в опутавшей ее болотной траве. Мэри услышала, как ее спутник сглотнул, и эта его привычка еще больше обострила страх. Викарий оглядывался по сторонам, сняв шляпу, чтобы лучше видеть, и влага уже блестела в