Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мужчина — не солнце, чтобы являться во всех местах людям. Его жена должна, когда муж займется охотой или войной, держать дом в благолепии и порядке, чтобы, если заедет в дом гонец или гость, он увидел бы все в порядке. Жена приготовила бы хорошее кушанье, и гость не нуждался бы ни в чем. Тем самым непременно она доставит мужу хорошую репутацию и возвысит имя его в собраниях, подобно горе, вздымающей вершину. Хорошие мужья узнаются по хорошим женам. Если же жена будет дурна и бестолкова, без рассудка и порядка, будет от нее видна дурность мужа»[982].
«Что до женщин их и людей, оставшихся при грузах (в обозе. — А. М.) или дома, то поставки (взносы), что производились, пока сам человек (мужчина. — А. М.) был дома, остаются в силе, до того, что если случайно повинностью того одного человека будет его личная помочь (в значении барщины), а мужчины не окажется, то женщина [того двора] выйдет лично и выполнит дело»[983].
Появление яс Чингисхана о равных обязанностях, по справедливости возложенных на всех подданных Великого Монгольского Улуса, Г. В. Вернадский связывал с тем, что «империя Чингисхана основана была на всеобщем прикреплении населения к службе государству… Прикрепление к службе соединяется с другим началом — равенства в несении служебных тягот. Строгая дисциплина утверждается во всех отраслях службы, но от каждого требуется равное напряжение и не позволяется ни на кого возлагать чрезмерных тягостей»[984].
Как справедливо отмечал Г. В. Вернадский, говоря об организации в Великом Монгольском Улусе финансово-податной системы, «задачи финансового управления в первоначальном монгольском государстве не могли быть особенно сложными. Начальники и воины должны были сами озаботиться относительно коней, фуража и некоторого количества съестных припасов для похода. Во время похода монгольское войско продовольствовалось за счет врага и военной добычи. Однако по мере расширения монгольской империи содержание и ханского двора, и административных учреждений потребовало установления более постоянной системы обложения, законодательно закрепленной в «Книге Великой Ясы»[985]:
«Весь народ монгольский да содержит хана из ежегодных достатков своих, [уделяя ему] коней, баранов, молока, также от шерстяных изделий[986]»[987].
А. М. Джувейни дал образную характеристику «системе тягот», т. е. системы налогообложения, которой согласно указу Чингисхана были охвачены все подданные Великого Монгольского Улуса, в том числе и «прикрепленное к службе войско наподобие крестьян, что несут разные [повинности] поставок и не высказывают докуки при выполнении того, что приказано… в дни покоя и досуга (войско. — А. М.) ведет себя, как баранье стадо, приносящее молоко, шерсть и многую пользу; а среди трудов и несчастий свободно от разделения и супротивности душ»[988].
Конкретная информация о налогах в период правления Чингисхана отсутствует. Однако, поскольку Угэдэй-хан неукоснительно «держался, как и прежде, велений владыки Чингисхана», думаю, мы не далеко отойдем от истины, если предположим, что за основу объявленного впоследствии Угэдэй-ханом порядка налогообложения монгольского населения была взята «система тягот», использовавшаяся при Чингисхане:
«Да будет каждый год на нужды провиантские от стада каждого двухгодовалая овца дана нам! И по одной овце из сотни каждой — на пособленье сирым и убогим! Взимать негоже и питье, и провиант с мужей и подданных моих[989], кои по зову нашему стекаются во ставку. Да будут пригнаны от каждой тысячи кобылы и присланы доильщики, приставленные их доить; да будут тот табун пасти распорядители кочевий, да учинят присмотр за жеребятами они!»[990]
Важным дополнением к сведениям о системе налогообложения монгольского населения из «Сокровенного сказания монголов» являются свидетельства китайского дипломата-разведчика Сюй Тина, который писал: «Сбор налогов у них называется чай-фа (по-монгольски «гувчуур». — А. М.). [Они] пьют кобылье молоко и едят баранину. Во всех случаях [они] взимают их [кумыс и овец. — Пер.) в зависимости от количества домашнего скота у народа…
В этих пустынных землях, через которые [я, Сюй] Тин проезжал, все, начиная с [самого] татарского правителя… императриц, царевичей, царевен, [их] родственников и ниже, имеют [свои] владения[991]. Все их люди, [живущие в этих владениях], отдают [им] как чай-фа быков, лошадей, повозки, оружие, работников, баранину и кобылье молоко. Ибо в степях, которыми управляют татары, поделившие [их на уделы], все отдают чай-фа [каждый своему владельцу]. Среди благородных и подлых не бывает ни одного человека, который мог бы быть освобожден [от уплаты податей]…
Кроме того, [у татар] существует еще один вид [обложения]: все отдают чай-фа на нужды местных почтовых станций в каждом владении[992]. [Это] также одинаково [обязательно] для высших и низших. Это чай-фа в степях»[993].
Очевидно, что «Книга Великой Ясы» в конечной своей редакции содержала в себе «систему тягот», касавшуюся не только коренного улуса и уделов братьев и сыновей Чингисхана, но и вассальных государств и завоеванных территорий[994]. Этот вопрос затронул в своей книге А. М. Джувейни: «А как стали страны и люди под [монгольским] владычеством [жить], по установленному положению (по «Книге Великой Ясы». — А. М.) введены [среди них] переписи и назначены титла десятков, сотен и тысяч, и определены набор войска, ямская [повинность], расходы [на проезжих] и корм для скота, не считая денежных [сборов], да сверх всех этих тягот наложили еще копчур (оброк. — А. М.)»[995].
* * *
Как явствует из цитируемых нами источников, в течение первого десятилетия, прошедшего после образования Великого Монгольского Улуса и обнародования первоначального состава «Книги Великой Ясы», законодательная деятельность Чингисхана не прерывалась ни во время боевых походов, ни в мирное время и находила свое выражение в «его чрезвычайно строгих ясах… его словах и биликах, которые он сказал по каждому определенному случаю… и повелел принять их к исполнению»[996].
При этом Чингисхан осознавал, что создаваемая им «новая система регулирования поведения своих подданных требовала и иной процедуры обучения правилам поведения, и новых способов информирования населения»[997]. Именно поэтому Чингисхан обязал «военачальников тумэнов, тысяч и сотен съезжаться в начале и в конце года в ставку Великого хана, дабы выслушать наши (Чингисхана. — А. М.) мысли (его новые ясы и билики. — А. М.)…»[998]
Инициированные Чингисханом подобные ежегодные аудиенции стали новой «площадкой» обучения командного состава монгольской армии «правилам поведения», а командующие тысяч, сотен, десятков