существования общесоюзного Совета по делам религий. Роль этого органа была двоякой. С одной стороны, он осуществлял контроль за деятельностью религиозных объединений, с другой – выступал инстанцией, куда официально могли обращаться верующие по вопросам, связанным с реализацией их права на свободу совести.

С точки зрения вертикали власти, которая установилась в современной России, воссоздание органа, подобного Совету по делам религий, было бы вполне логичным шагом. Совет мог бы выступать арбитром в спорах между духовными управлениями, решал бы вопросы о регистрации тех или иных мусульманских религиозных объединений не полуофициально, а на вполне законных основаниях, будучи по закону наделенным соответствующими полномочиями. Иными словами, коль скоро государство не намерено менять свою политику в отношении муфтиятов и других религиозных объединений в стране, пытаясь контролировать их на уровне неписаных правил, то больше пользы будет, если такая практика будет узаконена.

Однако проблема в том, что возрождения органа, по своим функциям и статусу напоминающего Совет по делам религий, не хотят ни руководство страны[1068], ни сами религиозные объединения. И те и другие предпочитают менее прозрачную для общества и верующих систему контроля, осуществляемую через Администрацию Президента Российской Федерации.

Появление в исламском сегменте религиозного рынка России РАИС, а затем и ДСМР показывает, что у архитекторов этих проектов не было четкой стратегии. Противоречивые и не вполне продуманные действия при осуществлении контроля и координации деятельности муфтиятов являются результатом плохого понимания чиновниками, курирующими вероисповедную политику, сущности исламской религии и глубинных процессов, происходящих в мусульманской умме России. Создание «параллельных» муфтиятов способно решить краткосрочную задачу – не допустить объединения и усиления межрегиональных духовных управлений мусульман. Но в долгосрочной перспективе такие шаги приводят к окончательной утрате авторитета как отдельных муфтиев, так и института муфтията в целом.

Приложение. Избранные интервью

Андрей Себенцов: «Эпоха демонстрирует избирательность в отношениях с религиозными объединениями и восстановление элементов советской политики с закручиванием гаек»[1069]

Краткая справка: Себенцов Андрей Евгеньевич (р. 23 января 1945) – советский и российский государственный деятель. В 1967 г. окончил Московский горный институт по специальности «инженер-электрик». С 1968 по 1989 г. работал на московском заводе «Прожектор» инженером, затем – начальником отдела. В апреле 1989 г. был избран народным депутатом СССР, являлся членом Комитета по законодательству, председателем подкомитета по конституционному законодательству и реформе политической системы. С октября по декабрь 1991 г. – член Верховного Совета СССР, заместитель председателя Комитета по законодательству Совета Союза Верховного Совета. С конца 1991 по 1992 г. возглавлял Научный центр правовой информации при министерстве юстиции России. В 1994–1996 гг. – первый заместитель руководителя Аппарата Правительства РФ, одновременно (в 1995–1996 гг.) – полномочный представитель Правительства РФ в Федеральном собрании. В 1996–1998 гг. – заместитель руководителя Аппарата Правительства – начальник Департамента по взаимодействию с палатами Федерального собрания и общественными организациями. В 1998–2002 гг. – полномочный представитель Правительства РФ в Совете Федерации. В 2002–2004 гг. – руководитель Отдела по работе с обращениями граждан Аппарата Правительства РФ.

– Андрей Евгеньевич, вы являетесь одним из авторов закона СССР «О свободе совести и религиозных организациях» 1990 года. Как известно, работа над законопроектом была начата еще в 1981 году, и в результате многих переработок закон был принят только в 1990‐м. С чем было связано это промедление, ведь государство и религиозные объединения остро нуждались в таком законе?

– Первый законопроект, отражающий перемены, под названием «Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о религиозных культах» появился в 1981 году. Второй вариант появился под руководством К. М. Харчева в 1986 году. Проект вызвал резкую критику с противоположных сторон – за отход от ленинских позиций, неправомерное предоставление религиозным организациям юридического лица, с одной, и за несоответствие потребностям демократизации, совершенствования политической системы – с другой. Подобные полярные противоречия в оценке законопроектов в сфере свободы совести сохраняются и теперь. Наконец, 30 апреля внесение состоялось, и 18 мая 1990 года для доработки проекта и подготовки союзного закона была образована комиссия Верховного Совета СССР из 18 человек под руководством председателя подкомитета Комитета ВС СССР по законодательству А. Е. Себенцова.

Промедление связано с непреодолимыми противоречиями внутри партийной верхушки. Нужен был другой, менее идеологизированный подход к написанию законопроекта. Нужно было делегировать решение по ключевым проблемам другим людям, что и стало возможным в результате выборов народных депутатов СССР в 1989 году.

– Были ли у партийного и советского руководства страны в 1987–1990 годы внятная концепция вероисповедной политики и стратегия отношений с религиозными объединениями?

– Внятной концепции не было, но было ощущение необходимости перемен, ухода от противодействия религии – у одних, подтверждения жестких ограничений – у других. Поиск новых подходов выразился в назначении К. М. Харчева, активизации создания приходов (прежде всего РПЦ, но не только) и открытия храмов.

– Какие структуры играли ключевую роль в подготовке закона «О свободе совести и религиозных организациях»? Ответственным за подготовку законопроекта был Совет по делам религий при Совете министров СССР? Какую роль играл ЦК КПСС? Какую позицию занимал КГБ?

– Совет по делам религий в результате продолжительной борьбы выработал вполне приличный законопроект, в котором идеологические закавыки бросались в глаза и заменялись по мере проработки в Комитете по законодательству Верховного Совета. ЦК отстранился от вмешательства в нашу работу – видимо, сказались позиции главы МИДа и «либералов» в ЦК и его аппарате. Э. А. Шеварднадзе, А. Н. Яковлев, А. С. Черняев и другие в работу Комитета не вмешивались, А. И. Лукьянов читал и некоторую дипломатическую функцию исполнял, как и руководители Комитета по законодательству С. С. Алексеев и потом – Ю. Х. Калмыков. Соответственно, КГБ держал нейтралитет, хотя для обсуждения отдельных вопросов мы приглашали его представителей. Если бы не было подготовленного законопроекта СДР, это не остановило бы его подготовку в Комитете Верховного Совета. Были авторские проекты, забавно, что самый первый из альтернативных проектов был сочинен мной и положен на стол президиума в порядке законодательной инициативы на первом заседании Съезда народных депутатов СССР.

– Андрей Евгеньевич, как вы оцениваете деятельность Совета по делам религий при Совете министров СССР? Насколько я понимаю, не в последнюю очередь благодаря Совету РПЦ удалось приобрести то влияние в обществе, которое началось с придания общегосударственного характера празднованию 1000-летия крещения Руси? Ведь именно Харчев был инициатором встречи патриарха Пимена с Горбачевым. И Харчев активно содействовал возвращению церковной собственности и вовлечению РПЦ в общественно-политическую жизнь в стране.

– Деятельность СДР при СМ СССР последнего периода можно смело считать новаторской и прогрессивной, и в продолжение его новой роли законопроект предусматривал создание органа по делам религий (тогда состав союзных органов исполнительной власти устанавливался законом СССР) с экспертными и научными функциями.

– Какую роль в разработке общесоюзного закона 1990 года сыграли