Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы можете себе представить мои чувства! Я не мог уснуть прошлой ночью после того, как ушел от нее. Когда я бродил по дому, я увидел вечернюю газету, разложенную на библиотечном столе, и мой взгляд уловил в ней ее имя. Это было то объявление, которое я послал вам, мистер Трант! Как бы поздно это ни было, я позвонил в редакции газет и узнал факты, касающиеся ее публикации. На рассвете я поехал на машине, чтобы увидеть Еву. Дом был пуст! Я обошел его по грязи и под дождем, заглядывая в окна. Даже домработницы больше не было, и соседи ничего не могли сказать мне когда и как они ушли. От нее также не поступало никаких вестей в офис.
– Значит, это все. – задумчиво сказал психолог. – 17 октября 1905 года, – перечитал он начало объявления. – Это, конечно, дата, 17-е число 10-го месяца, и она помещена там, чтобы напомнить мисс Силбер о каком-то событии, о котором она обязательно должна знать. Я полагаю, вы не знаете, какое личное значение может иметь для нее эта дата, иначе вы бы упомянули об этом.
– 17-го числа… нет, нет, мистер Трант, – ответил молодой Эдвардс. – Если бы это было 30-е число, я мог бы вам помочь, потому что я знаю, что в этот день Ева празднует дома какую-то годовщину.
В поисках "стучащего человека"
Трант открыл объемистый альманах, лежащий на его столе, и, когда он быстро просмотрел страницу, в его глазах внезапно вспыхнуло понимание.
– Я думаю, вы правы относительно влияния так называемого "стучащего человека" на ее действия – сказал психолог. – Но что касается ее связи с этим человеком и ее причин, это другой вопрос. Но об этом я не могу сказать, пока у меня не будет получаса поработать в библиотеке Крерара.
– Библиотека, мистер Трант? – удивленно воскликнул молодой Эдвардс.
– Да, и, поскольку скорость, безусловно, важна, я надеюсь, что у вас все еще стоит автомобиль внизу.
Когда молодой Эдвардс кивнул, психолог схватил свою шляпу, перчатки и саквояж с инструментами и первым вышел из кабинета. Полчаса спустя он спустился из библиотеки, чтобы присоединиться к Эдвардсам, ожидающим в машине.
– Человека, который разместил это объявление – "стучащий человек", я полагаю, которого мы ищем, – кратко объявил он, – зовут Н. Мейан, и он проживает или, по крайней мере, может проживать, в доме № 7 по Кой-Корт. Дело внезапно приобрело гораздо более мрачные и злодейские черты, чем я опасался. Пожалуйста, прикажите шоферу ехать туда как можно быстрее.
Кой-Корт, на котором двадцать минут спустя он попросил молодого Эдвардса заглушить мотор, оказался одной из тех коротких убогих улиц, которые начинаются от переполненной магистрали Холстед-стрит, проходят квартал или два на восток или запад и резко обрываются у закопченной стены литейного или механического цеха. Дом номер 7, третий дом слева, как и многие его соседи, на окнах которых были вывески на греческом, еврейском или литовском языках, был с подвалом, отданным под магазин, но верхние этажи явно предназначались для жилья.
Дверь открыла неряшливая восьмилетняя девочка.
– Н. Мейан живет здесь? – спросил психолог. – Он на месте?
И добавил, когда ребенок кивнул на первый вопрос и покачал головой на второй:
– Когда он вернется?
– Он снова придет сегодня вечером. Возможно, раньше. Но сегодня вечером или завтра он уходит навсегда. Он заплатил только до завтра.
– Как видите, я был прав, говоря, что нам нужно спешить, – сказал Трант молодому Эдвардсу. – Но есть одна вещь, которую мы можем сделать, даже если его здесь нет. Дайте мне фотографию, которую вы показали мне сегодня утром!
Он взял из рук юноши фотографию Евы Силбер, открыл кожаный футляр и поднес его так, чтобы ребенок мог видеть.
– Вы знаете эту леди?
– Да! – Ребенок проявил внезапный интерес. – Это жена мистера Мейана.
– Его жена! – воскликнул молодой Эдвардс.
– Итак, – быстро обратился психолог к маленькой девочке, – вы видели здесь эту леди?
– Она приходит прошлой ночью. – ребенок внезапно стал разговорчивым. – Поскольку она приезжает, мистер Мейан побеспокоился о том, чтобы мы приготовили для нее комнату. Она уже отправила свои вещи. И мы готовим комнату рядом с его. Но поскольку она хочет еще одну комнату, она снова уходила прошлой ночью. Комнаты здесь достаются не так просто, у нас много людей. Но теперь у нас есть нужная комната, так что сегодня вечером она придет снова.
– Кажется ли нам и теперь необходимым продолжать это расследование? – язвительно сказал Катберт Эдвардс.
Пока он говорил, до них донесся звук размеренных, тяжелых ударов по темной лестнице, по-видимому, со второго этажа здания. Старший Эдвардс воскликнул взволнованно и торжествующе:
– Что это? Слушайте! Этот человек, Мейан, если это Мейан, должен быть здесь! Потому что это тот же самый стук!
– Это даже большая удача, чем мы могли ожидать! – воскликнул психолог. Он проскользнул мимо ребенка и быстро побежал вверх по лестнице, а его спутники последовали за ним. Во главе бежавших он промелькнул мимо низкорослой женщины, чье заметное сходство с маленькой девочкой внизу сразу установило ее отношения как матери и домовладелицы, и дрожащего старика, и вместе со старшим Эдвардсом открывал дверь за дверью из комнат на этом этаже и этажом выше, двери были открыты прежде чем женщина смогла ему помешать. Все комнаты были пусты.
– Должно быть, Мейан сбежал! – сказал Катберт Эдвардс, когда они вернулись, удрученные, на второй этаж. – Но у нас есть доказательства, по крайней мере, того, что ребенок говорил правду, сказав, что мисс Силбер была здесь, чтобы увидеть его, потому что она вряд ли позволила бы своему отцу прийти сюда без нее.
– Ее отец! Так это отец мисс Силбер! – Трант быстро повернулся, чтобы с живейшим интересом рассмотреть старика, который, дрожа и содрогаясь, отступил в угол. Даже в этом затемненном зале он передал психологу картину седой белизны. Его волосы и борода были снежно-белыми, мертвенная бледность его кожи была нездоровой белизны картофельных побегов, которые проросли в погребе, а радужная оболочка его глаз поблекла, ее практически не было видно. И все же во внешности этого человека оставалось что-то, что говорило Транту, что он на самом деле не стар, что он все еще должен быть подвижным, смелым, уверенным в себе, лидером среди мужчин, вместо того, чтобы съеживаться и дрожать при малейшем движении